В это время Есенин тоже находился в Москве вместе со своей женой Айседорой Дункан. Он готовился к отъезду за границу и собирался сначала остановиться в Берлине, а оттуда ехать дальше в Америку. Совместные планы издания книг с Есениным казались Хлебникову вполне реальными. «Мы затеваем заграничное издательство», — говорил Хлебников друзьям, но эти планы не сбылись.
И все же некоторые произведения Хлебникова увидели свет. Одно стихотворение, как мы уже упоминали, напечатал Маяковский в «Известиях», два стихотворения — В. Каменский в журнале «Библиотека поэтов». Три стихотворения опубликовал в журнале «Маковец» поэт Николай Барютин, писавший под псевдонимом Амфиан Решетов. Как вспоминает Барютин, он познакомился с Хлебниковым в кафе «Домино» и вскоре решил пригласить его в свой новый журнал. Хлебникова он нашел на квартире у Бриков.
«Он встретил меня, — пишет Барютин, — в просторной белой комнате с большим черным роялем. Вид у него был смущенный и рассеянный. Озираясь, он прислушивался к голосам, доносившимся из-за закрытых дверей. Разговор о поэзии, о журнале, долженствующем объединить все виды современного русского искусства, оживил его. Я просил Хлебникова дать для журнала последнюю законченную работу. Он присаживается и пишет своим детским почерком, кривыми, сходящими вниз строчками две вещи: „Ночь в Персии“ и „Сегодня Машук, как борзая…“ (по его словам, это — последняя вещь, написанная им на Кавказе). Я прошу поставить дату. В разговор развязно вмешивается оказавшийся здесь Ф. Богородский:
— Как это надоело: даты и подписи. Ставьте вместо набившего всем оскомину 1921 года что-нибудь более интересное, например… — Богородский называет какое-то астрономическое число.
Хлебников колеблется.
— Ну, пометьте рукопись хоть 1925 годом, — не унимается Богородский.
— Правда? — робко соглашается Хлебников и выводит на рукописи 1925 г., затем подписывается: Волеполк Хлебников.
Я протестую против устаревших выходок футуристической практики, и Хлебников 1925 год переправляет на 1921».
[126]Стихотворение «Сегодня Машук, как борзая…», напечатанное Барютиным, пронизано трагическим мироощущением:
Упоминаемый Барютиным Федор Богородский — молодой пролетарский художник, которому Хлебников благоволил и видел в нем продолжателя дела футуристов. В 1922 году Богородский издал сборник своих стихотворений. Хлебников написал к нему послесловие:
«Творчество — это искра между избытком счастья певца и несчастьем толпы.
Творчество — разность между чьим-нибудь счастьем и общим несчастьем. И тогда, когда чье-нибудь счастье треплется, как последний лист осени или первый всход весной, оно спешит пропеть свое „кукареку“.
Я — здесь!
Я счастлив.
А вы как?
Такова и книга Федора Богородского. Он — продавщик с корзиной счастья, кричащий не „огурцы“, а „даешь, берешь счастье!“».
Такими словами Хлебников приветствовал своего ученика.
Кроме упомянутых публикаций у Хлебникова было напечатано еще несколько стихотворений в случайных изданиях. Конечно, он рассчитывал совсем на другой результат, отправляясь зимой 1921 года с Кавказа в Москву. Прежде всего Хлебников хотел опубликовать «Доски судьбы», а об этом никто и слышать не хотел. Как ни парадоксально, имя Хлебникова по-прежнему у всех на слуху, о его творчестве пишут серьезные исследователи, опираясь, естественно, на то, что было опубликовано до революции, но для всех Хлебников оставался по-прежнему автором «Смехачей» и «Бобэоби». Нового Хлебникова ни издатели, ни критики не замечали.
В Праге Якобсон выпускает целую книгу: «Новейшая русская поэзия. Набросок первый. В. Хлебников». Это было расширенное предисловие к невышедшему тому произведений поэта 1919 года. Обстоятельную рецензию на книгу Якобсона вскоре опубликовал Жирмунский в петроградском журнале «Начала». Стихи Хлебникова цитирует А. Воронский в статье «Литературные отклики»; о Хлебникове пишет И. Аксенов в статье «К ликвидации футуризма».