Велимир Хлебников

«Я переплыл залив Судака. Я сел на дикого коня.
Я воскликнул: „России нет, не стало больше,
Ее раздел рассек, как Польшу“,
И люди ужаснулись.
Я сказал, что сердце современного русского висит, как нетопырь, и люди раскаялись.
Я воскликнул: „О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!“
Я сказал: „Долой Габсбургов! Узду Гогенцоллернам!“
Я писал орлиным пером; шелковое, золотое, оно вилось вокруг крупного стержня.
Я ходил на берегу прекрасного озера, в лаптях и голубой рубашке. Я сам был прекрасен.
Я имел старый медный кистень с круглыми шишками.
Я имел свирель из двух тростин и рожка отпиленного.
Я был снят с черепом в руке.
Я в Петровске видел морских змей.
Я на Урале перенес воду из Каспия в моря Карские.
Я сказал: „Вечен снег высокого Казбека, но мне милей свежая парча осеннего Урала“.
На Гребенских горах я находил зубы ската и серебряные раковины вышиной в колесо фараоновой колесницы».

(«Я переплыл залив Судака…»)

Интересен набор предметов, представляющих ценность для поэта, предметов, которыми он — бессребреник — обставляет свою жизнь. Орлиное перо служит ему орудием письма. Позже перо заменят игла дикобраза и ветка вербы, и это также отразится в творчестве Хлебникова. Снимок с черепом (фотография 1909 года сохранилась) — излюбленный антураж для студента тех лет и одновременно отсылка к сюжету о докторе Фаусте. Осознанно или нет, но Хлебников проецирует свой автопортрет на образ героя немецких легенд и великого творения Гёте. Вслед за Фаустом Хлебников отрицает книжное, кабинетное знание. Важнее книг для него зубы ската и раковины, разбойничий кистень и такая идиллическая пастушеская свирель.

Правда, в письмах Александра Хлебникова эта поэтическая свирель оказывается всего лишь дешевой дудкой. «Теперь его увлечения распределяются между часами, кистенем и пастушеской дудкой, которую купил за гривенник под Ардатовом», — сообщает он родителям о Викторе. Несколькими годами позже внимание поэта привлекут копеечные игрушки из Сергиева Посада. Эти игрушки он носил с собой, их взял в последнюю поездку в Санталово (они теперь хранятся в Доме-музее В. Хлебникова в Астрахани). Поступки, которые перечисляет Хлебников, как и вещи, не совсем обычны. Характерно, что слово и дело для него существенно не различаются. «Я сказал», «я воскликнул» не менее действенны, чем «я переплыл», «я перенес».

Хлебников обосновался со своими рукописями в сарае, но местные жители отнеслись к нему без должного почтения и часто использовали листы хлебниковских рукописей для самокруток. Рядом с братом работала и Вера.

Он продолжает следить за тем, что делается в столице, но сам ехать туда не торопится.

А в это время в Петербурге открылась выставка петербургских левых художников под названием «Союз молодежи». Экспоненты были все те же: Бурлюки, Ларионов, Малевич, Татлин. Хлебников не случайно не приехал туда. «Вы были, вероятно, на выставке, где царят Бурлюки? — спрашивает он в письме Елену Гуро. — Там в виде старого лимона с зелеными пятнами, кажется, изображен и я. В их живописи часто художественное начало отдано в жертву главной выдумке и отчасти растерзано как лань рысью». Сам поэт далек от этих «головных выдумок», ему хорошо работается на природе. В стихотворении «Алферово» он описывает старинную усадьбу:

Немало славных полководцев,
Сказавших «счастлив», умирая,
Знал род старинных новгородцев,
В потомке гордом догорая.
………………………………….
Теперь родовых его имений
Горят дворцы и хутора,
Ряды усадебных строений
Всю ночь горели до утра.

Но, предан прадедовским устоям,

Заветов страж отцов,
Он ходит по покоям
И теребит концы усов.

В созвездье их войдет он сам!

Избранники столицы,
Нахмурив свои лица,
Глядят из старых рам…