Велимир Хлебников

Думается, у Матюшина были основания усомниться в правдивости рассказа. Эта история очень напоминает историю о зайце, который перебежал дорогу Пушкину, и из-за этого Пушкин не поехал в Петербург и не был на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. У Хлебникова могли быть более веские причины не ехать в Петербург на съезд. Одной из причин можно считать то, что Хлебников, как он сам писал Алексею Крученых после выхода декларации «Слово как таковое», боялся «бесплодных отвлеченных прений об искусстве. Лучше было бы, чтобы вещи (дееса) художника утверждали то или это, а не он».

Футуристические манифесты не могли в полной мере удовлетворить поэта. К тому же на съезде предполагалось говорить о театре и о будущих постановках, Хлебников же чувствовал, что его драматургия не совсем соответствует замыслам устроителей. И хотя позже в резолюции, принятой на съезде, говорилось о предполагаемой постановке хлебниковской пьесы «Снежимочка», она так и не была осуществлена.

Съезд состоялся без Хлебникова, и присутствовали там всего трое: Матюшин, Крученых, Малевич, то есть сами организаторы. Проходил съезд в поселке Уусикиркко, на даче у Матюшина, где недавно умерла Елена Гуро. Несмотря на то что съезд получился таким немногочисленным, там был разработан план действий и написан манифест, который упоминали многие петербургские газеты. В целом декларация повторила уже сказанное в «Пощечине» и других изданиях. Новым было то, что футуристы объявили поход на театр: «Устремиться на оплот художественной чахлости — Русский театр и решительно преобразовать его. Художественным, Большим и Малым нет места в сегодня! — с этой целью учреждается Новый театр „Будетлянин“». [63]

Были заявлены постановки «Снежимочки» Хлебникова, оперы Крученых «Победа над Солнцем» и «Железной дороги» Маяковского. В результате пьеса Хлебникова вообще не была поставлена, Маяковский вместо обещанного написал трагедию «Владимир Маяковский», которая и была поставлена, и только опера Крученых действительно состоялась, как было заявлено.

Хлебников в это время в Астрахани тоже занимается проблемами театра, но несколько иначе. Он проводит последовательную замену иноязычных театральных терминов русскими, славянскими, например: театр — зерцог(от созерцать), драма — деюга, дееса;актер — игрец;зритель — созерцаль, зенкопял;опера — воспева, голосыня;комедия — шутыня;трагедия — мучава, борава;драма из настоящего — бывава;из прошлого — былава;из будущего — идаваи т. д. Многие из этих терминов он применит в прологе «Чернотворские вестучки» к опере Крученых.

И все же в сентябре, поссорившись с родителями в очередной раз, Хлебников едет в Петербург, где сразу включается в литературную борьбу. В этом сезоне футуристы активны как никогда. Диспуты следуют один за другим. Самыми неутомимыми являются Бурлюк и Маяковский. Даже Крученых удивлялся, как Маяковский умудряется практически одновременно оказываться в разных местах. Хлебников, как обычно, не выступает, но присутствует в качестве одной из главных персон. В этом сезоне Д. Бурлюк неоднократно читает лекцию «Пушкин и Хлебников», причем одни и те же тезисы для обеих столиц составлялись различным образом: для Петербурга более сдержанно, для Москвы более кричаще. Как следует из отчета, Бурлюк говорил о том, как ужасны пушкинианцы, которые превратили поэта в идола, сделали из него учебный гербарий и литературные мощи. «Пушкин — это мозоль русской поэзии. Он для нас устарел. Мы, — подводит лектор итоги под громкий смех аудитории, — находимся к Пушкину под прямым углом. Совсем не то Хлебников. Это мощный, необычный, колоссальный, гениальный поэт, и этого не чувствуют только те, кто не способен оценить вазу, вне мысли о том, что налито в нее». [64]