Велимир Хлебников

Мария Синякова пишет, что в последние годы жизни в поведении Хлебникова появились странности, становившиеся все более заметными. Но в 1917 году в Харькове эти особенности поведения еще так сильно не проявлялись. Хлебников был человек совершенно оторванный от быта, неприспособленный к быту. Но если в относительно благополучные дореволюционные годы, чтобы сохранять пристойный вид, требовалось не так уж много усилий, то после революции ситуация изменилась. И люди гораздо более пробивные и энергичные, чем Хлебников, оказались в ужасных условиях, питались как попало и одевались во что попало. У Хлебникова же эти изменения нередко принимали чуть ли не гротескные формы. Мария Синякова рассказывает такой эпизод: Брики, жившие после революции в достатке, подарили Хлебникову шубу со скунсовым воротником. Он приехал в этой шубе к Синяковым поздней весной, когда было уже жарко. Тогда он оторвал мех и начал прогуливаться в одном ватине; или надевал верх с меховым воротником в жару, а сам ходил босой.

Как ни хорошо было в Красной Поляне, но Хлебников решил ехать в Петроград. Он горячо откликнулся на события Февральской революции. Во втором «Временнике», вышедшем в Харькове весной 1917 года, появилось стихотворение:

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.

(«Свобода приходит нагая…»)

Несмотря на то что Хлебников приветствовал и Февральскую, и Октябрьскую революции, его позиция совсем не была однозначной. Он прекрасно видел, что несет с собой государственный переворот, и в 1919–1920 годах будет создавать совсем другие произведения. Но и сейчас, в 1917 году, он прислушивается к обеим конфликтующим сторонам и понимает, что у каждого своя правда. Он пишет стихотворение «Народ поднял верховный жезел» от имени отрекшегося императора:

Народ поднял верховный жезел,
Как государь идет по улицам.
Народ восстал, как раньше грезил.
Дворец, как Цезарь раненый, сутулится.
В мой царский плащ окутанный широко,
Я падаю по медленным ступеням,
Но клич «Свободе не изменим!»
Пронесся до Владивостока.
Свободы песни, снова вас поют!
От песен пороха народ зажегся.
В кумир свободы люди перельют
Тот поезд бегства, тот, где я отрекся.
Крылатый дух вечернего собора
Чугунный взгляд косит на пулеметы.
Но ярость бранного позора —
Ты жрица, рвущая тенета.
Что сделал я? Народной крови темных снегирей
Я бросил около пылающих знамен,
Подругу одевая, как Гирей,
В сноп уменьшительных имен.
Проклятья дни! Ужасных мук ужасный стон.
А здесь — о ржавчина и цвель! —
Мне в каждом зипуне мерещится Дантон,
За каждым деревом Кромвель.

Хлебников боится пропустить важные революционные события. Сначала из Харькова он ненадолго заехал в Москву, потом отправился в столицу. В поездке не обошлось без приключений: в Твери его задержали как дезертира, сняли с поезда. Несколько дней он провел на гауптвахте, хотя все бумаги о пятимесячном отпуске у него были в порядке. В конце концов его отпустили и он оказался в Петрограде у Матюшина. У Хлебникова была конкретная цель приезда: надо было увеличить список Председателей земного шара. Революционные события, казалось, способствовали этому.