Веллоэнс. Книга первая. Восхождение (СИ)

заходящего солнца скутер, пальцы привычно щелкали по панели, задавая курс на

остров. Усмехнулся. Видимо и правда у него есть «чутье», о котором говорила

Натилла. Подать в отчете данные о депрессии, чтобы оправдать слабый результат, а

получить за это каникулы с повышением – достойно пророка.

Глава 15. Восстание

Земля дрожала – казалось, надвигается большое стадо. Потяжелевший за

сытую зиму волк, гревшийся на весеннем солнце, лениво поднял морду. Серые уши

давно не слышали подобного – мертвечины хватало и, перестав охотиться на

оленей, зверь потучнел, утратил дикий вид, походя на старого дворового пса.

Поразмыслив и решив, что не стоит сейчас ожидать приключений, поднялся.

Недовольно рыча, просеменил в чащу.

Авенир щурился, иногда бормотал ведомые лишь ему фразы. Одна рука

зажала узду, другая прижата ко лбу, но тень слаба, лучи выбивают слезы, жгут

незажившее лицо. За время похода плохонькое крестьянское ополчение удалось

подучить простейшей воинской муштре. По дороге прибивались беглые крестьяне, старые воины, и теперь уже по дороге идет пяток тысяч жаждущих справедливости

святичей. Осадные башенки Бидына и стальные пальцы Корво не раз

пригождались в битвах с джунгарскими станами. Зажигаемые Авениром огни

действовали на захватчиков как шипение гюрзы на зайца – воины страшились

всего магического, а перемазанные крестьяне в их сознании представали демонами

из поганой ямы. Шаманов тоже охватывал страх – силы природы, которые в

волхвовании использовал юноша, сводили на нет всю их магию.

– Впереди Карапух.

Справа приблизилась лошадиная морда. На громадном ахалтекинце

возвышался Сивуш – похож на могучую гору. Черная борода завязана в косу, через

кольчугу выпирает широкая грудь, на поясе палица. За время похода он

преобразился. На месте дремучего мужичины, загнанного и понурого, Авенир

видел настоящего богатыря с блестящими глазами и бурлящей в жилах кровью

героев. Тот пристально вглядывался вдаль, то и дело касался рукояти палицы, по

лицу пробегали желваки.

Лес кончился. Юноша резко остановил муравита, тот взвизгнул – узда задела

мягкую плоть пасти. Справа от пути шел пологий скос, в низине струилась вода.

Маленькую речушку останавливала груда тел. Полуистлевшие, распухшие, искалеченные трупы безобразно нагромождались друг на друга. Глазницы пустые, жирные вороны лениво переминаются с лапы на лапу, назойливо жужжат тучи

огромных черных мух. Даже свежесть зелени не могла забить смрад мертвой

дамбы.

Авенир издал протяжный стон, стараясь сдержать приступ тошноты, отвел

взгляд.

– Что за битва здесь была?

Сивуш помрачнел:

– Это не битва. Сцер устраивал чистки.

– За что?

– Везде изменников подозрит, обезумел. Считает, что из-за сельского люда

джунгары напали, мол, беглый донес. Его головорезы-опричники врываются в

дома, убивают, насилуют, звереют от крови и безнаказанности. А рабы потом тела

скидывают в проруби – чтоб чума не пошла. По весне мертвецы всплывают и

забивают собой речушки.

Выросли первые домики. Юноша велел становиться обозом, раскидывать

тенты. С телег поспрыгивали мужики – доставали топоры, разжигали костры.

Бакун уже поставил отвоеванную наковальню, соорудил горнило и долбит молотом

какую-то железку. Освобожденный Тулай помогает, как может – раздувает мехи, носит воду, суетится. За пару месяцев освободительного хода хунн стал своим, послушным, исполнительным, молчаливым. Авенир осмотрел лагерь, отдал приказ

накормить Унтц-Гаки и направился осматривать ближайшую деревню. Сивуша

взял с собой, за старшего остался Корво – беглый крестьянин за время похода

отличился решимостью.

Заморосил дождь, охладил растревоженную горячими лучами покрытую

коростами кожу. Молодой волхв задирал голову, подставлял ноющее лицо. Два раза

спотыкался и чуть не поклонился с целованием земле. Послышались шорохи, наглые выкрики, хохот. За домом четверо наемников сцера потешались над парнем

– гоняли саблями, кидали булыжниками. Парень отмахивался палкою – левый глаз

заплыл, ухо ободранно, по щеке течет алая струйка. Он падал от попадающих

камней, но отмахивался от нападавших, зло кричал простуженным голосом.

Удар булавы смял голову первого наемника в кашу. Красный колпак остался

нелепо выпирать из плеч. Грузное тело в черном бархатном кафтане осело, трое

остальных изуверов на секунду впали в оцепенение. Парень, не теряя времени, ткнул расщепленным концом палки и второй воин с криком схватился за ухо.

Молодой святич куницей подскочил к обидчику, выхватил у него из ножен саблю и

саданул по шее. Двое потянулись к оружию – и оцепенели, зависнув в воздухе, безвольно подергивая ногами. Авенир что-то прошептал и изуверы исчезли.

Сивуш плюнул через плечо:

– Что это ты?

– Отправил к джунгарам в стан. Или куда подальше.

– А не проще убить было?

– Мне нельзя прерывать жизнь. Так Евлампия сказала. Насколько могу, не

убиваю.

Парень стоял наготове, пальцы впились в трофейную саблю так, что побелели

костяшки. Губы разбиты, сам в разорванной льняной рубахе, на ногах лоскутья.

Сивуш подошел к юноше, двумя пальцами вырвал оружие.