Велосипед судьбы

– Когда Спасительница призвала к забастовке, мы с ребятами на станции перетёрли, прикинули штангель к носу и решили: «А ведь и верно. Вертись оно всё турбиной». И заглушили генераторы, кроме аварийной линии, которая обвязку реактора питает. Вывели мощностя на минимумы, чтоб только сам себя грел, и сели на попу ровно. Вокруг бегают, орут, руками машут: «Мы вас всех уволим!» А мы сидим, чай пьём, с печеньками. Потому что если нас уволить, то кто реактор обратно запустит? Это вам не костёр из краденой мебели в бочке запалить. Потом стали по одному вызывать к начальству, предлагать плюшки всякие, чтобы, значит, прекратил бастовать, перешёл на их сторону. Но никто не повёлся, потому что мы заранее договорились. Мол, если кто скрысятничает, то мы ему не дадим запустить станцию. Её с одного поста не стартанёшь, это дело коллективное.

– Так и не запустили?

– А ты видишь, чтобы лампы горели? Значит, не запустили. Город в блэкауте.

Коридор освещается только двумя батарейными фонарями на стенах.

– И вас всех забрали в тюрьму?

– Нет, только меня.

– Почему?

– А мой якобынапарник решил, что достаточно на мной наблюдал и запомнил последовательность включения. И возжелал запустить реактор сам. Ничего, мол, сложного, он сто раз видел. Но даже если бы он ничего не перепутал, что вряд ли, то с минимумов котёл разогреть – совсем другая последовательность, чем с рабочей температуры на турбину мощность дать. Я ему сразу сказал: «Ты сейчас при полузаглушённом реакторе резервный ток отдашь в систему. И турбины не разгонишь, и насосы охлаждения встанут. Активная зона пойдёт в разнос, и дальше только аварийный сброс замедлителей, после чего дешевле новый реактор построить, чем этот оживить». Но он решил, что я вру, чтобы его напугать. Пришлось дать ему по башке и заблокировать пульт. Вот, теперь на плантарь поеду, травку поливать из леечки. Кстати, покурить не хочешь?

– Нет, вы спрашивали уже. И что дальше будет?

– А хрен его знает. Пульт-то разблокируют в конце концов – директорским ключом всё открыть можно. И даже станцию, наверное, запустят. Среди черноглазых не все по квоте, есть и нормальные инженеры. Но я тебе не зря говорю – и полугода не просидим, как всё навернётся. Не у нас, так у химиков. Не у химиков, так у металлургов. Да хоть, вон, у водоканальщиков – и то мало не покажется. Встанут насосы, и утонет город в говне.

– Вы говорили, Спасительница призвала к забастовке. А вы её сами видели?

– Видел однажды.

– А расскажите, пожалуйста!

– Ну, когда всё только затевалось, пришли к нам агитаторы из «голубой гвардии». У нас и так большинство за них, потому что достал этот тупизм неимоверно. Так что агитировать нас не надо было, и так понимаем. Но насчёт забастовки народ сомневался сильно. Всё же мы энергостанция, не свиноферма какая. Мы встанем – за нами много чего встанет. Поэтому коллектив ответственный, привыкли не только за себя думать. Сразу спросили: «Мы, конечно, за новый общественный договор, против квотирования и «интеллектуального гандикапа», потому что это, как ни крути, жопа. Но это жопа дальняя. А если из энергосистемы выпадет наша генерация, то это будет жопа здесь и сейчас, потому что такую дыру и закрыть-то нечем. Пойдут веерные отключения, блэкауты, и по населению это прокатится, не разбирая цвета глаз. То есть, мы не против борьбы за права, но не стоит ли её начать с калибра помельче, чем станция на полторы тыщи нетто-мегаватт?» В общем, не убедили нас тогда.

– А потом? – спросила Василиса.