Когда смотришь на Верхний Бельведер из парка, он высится над зелеными партерами и стеной фонтанов и его очертания кажутся чуть ли не более живыми, чем пирамидки и параллелепипеды подстриженной листвы. Линия фасада перебивается выступами центрального ризалита и двух башенок по бокам; это движение подчеркнуто еще и тем, что у каждой части здания – своя крыша. Волнистый силуэт крыш напоминает вершины холмов, из которых средний – самый высокий. Так здание и увенчивает парк и само уподобляется частице природы.
Рассматривая дворец вблизи, мы убеждаемся, что впечатление органической связи и движения форм не было лишь зрительной иллюзией. В ясном, логичном плане дворца развивается идея сопоставления, контраста.
Средняя часть здания – главная, трехэтажная – чуть выдается, а из нее – со стороны парка – энергично выдвигается центральный ризалит; здесь подчеркнуто движение вверх и вперед. Напротив, двухэтажные боковые крылья образуют горизонтальные линии, которые не успевают занять ведущее место: по краям восьмиугольные башенки подхватывают мотив вертикали и тоже выступают из стены. Создается двойной ритм: и скрещивающихся линий и объемов-мощному объему в середине соответствуют подобные, но более мелкие, по бокам. Обратное соотношение дано в боковом фасаде. Здесь, напротив, основное тело здания отступает, причем за двухэтажным корпусом маячит высокий средний. Две башни в противовес этому выдвинуты на авансцену и соединены одноэтажной галереей.
В крепко построенной композиции Хильдебрандта ясно выражено пластическое начало, но статуи и рельефы, никак не соперничающие с основными архитектурными объемами (как, например, в Библиотеке Фишера), играют роль декора. Украшения обильны, сложно обрамлены даже окна рустованного по традиции цоколя. В оформлении преследуется та же цель, что и в общей планировке: отделить части здания друг от друга, придать каждой из них свой характер. Хильдебрандт с неистощимой изобретательностью варьирует схожие мотивы и элементы декорировки.
Применяя ордер, Хильдебрандт мыслит его скорее как украшение, чем как конструктивный элемент, хотя бы потому, что каждый из чуть сужающихся книзу пилястров «перебит» ниже середины накладкой довольно сложной формы. Вычурные капители сдвоенных пилястров поддерживают Отдельные куски раскрепованного антаблемента, явно ничего не несущего. Самый разительный пример откровенной декоративности ордера то, как Хильдебрандт на углах башенок с легкостью перегибает пилястр пополам по вертикали, следуя форме стены. В пилястрах третьего этажа в середине оставлены вогнутые поля (это было и во дворце Кинских) и заполнены лепным орнаментом. Неистощимая фантазия архитектора проявляется в любой мелочи.
Внимательный взгляд обнаруживает множество скрытых эффектов. Не навязчиво, лишь удвоением ордера и декоративных деталей, подчеркнут центр в главном ризалите, который сам по себе – центр садового фасада. Тонко варьируются сходные мотивы в обрамлении окон, создавая сложную симметрию: на обращенной в сад грани угловой башни наличники окон второго этажа такие же, как на втором этаже в средней части, а на боковых гранях башни окна обрамлены так же, как в третьем этаже средней части.
Подобные наблюдения делаешь без конца и всякий раз обнаруживаешь, что не безоглядная страсть к украшению владела архитектором, а вполне рациональный расчет уместности и действенности того или иного приема. Хильдебрандт точно соразмеряет пропорции, делая все пластические детали по масштабам не слишком крупными, они подчинены архитектуре. Хотя стена почти сплошь украшена, у зрителя остается впечатление графической ясности узора, наложенного на плоскость. Сдержанное изящество оформления дворца напоминает городские дома – тот же дворец Кинских.
Если со стороны парка в архитектуре Верхнего Бельведера акцентирована ее светская праздничность, то со стороны «почетного» двора Хильдебрандт разворачивает поистине парадное зрелище. Начиналось оно, когда карета гостя подъезжала к воротам. Ворота Верхнего Бельведера, выходящие на Гюртель, сохранили до сих пор свою причудливую отделку – тут и пилястры, украшенные бриллиантовым рустом и сложнейшими капителями, и львы на столбах ворот, и амурчики, и вазы. Цела и железная решетка прихотливейшего узора – работа Арнольда и Конрада Киферов. Пышность оформления ворот, их изогнутые линии подготавливают зрителя к восприятию архитектуры, которая пока существует где-то вдали, в воздушной дымке.
Затем посетитель попадает в широкий двор с аллеями по бокам и огромным бассейном посредине. За бассейном, отражаясь в нем, стоит величественное здание, плавно раскинувшее свои корпуса от центральной открытой лоджии.