Габриэла качнула головой. Шериф снова улыбнулся, открыл бутылку вина. Габриэла выпила целый бокал для смелости. Алкоголь не подействовал. Немота осталась. И напряжение. Шериф, казалось, ничего не замечает. Да и было ли ему дело до ее страхов? Он рассказывал о своей жизни, рассказывал о жизни этого крохотного города. Рассказывал о том, о чем совершенно не хотела знать Габриэла. Ужин и прелюдия затягивались. Один час, другой. Фотоальбомы. Семейные видеозаписи. И все это покрыто синим сигаретным дымом. Габриэле казалось, что шериф курит, не останавливаясь. Она представила его спальню и подумала, будет ли он курить, когда они займутся сексом. Зачем он показывает ей все это и ведет себя так странно, если они в конце все равно займутся сексом? Но секса не было. Когда ужин и разговоры закончились, шериф отвез Габриэлу домой и сказал, что хорошо провел вечер.
– И часть ночи, – сказала Габриэла, вышла из его машины, посмотрела на небо.
– Может быть, когда-нибудь встретимся еще раз? – предложил шериф.
– Может быть, – уклончиво ответила Габриэла.
Она дождалась, когда он уедет, и вошла в дом. Все купленные свечи были зажжены. Габриэла позвала Эмилиана. Он не ответил. Она прошла в его комнату. Мальчик сидел у окна и вглядывался в темную пустынную даль.
– Прости, что задержалась, – сказала Габриэла.
– Я думал, ты меня бросила.
– Я никогда не брошу тебя.
Она увидела белого котенка, которому свернули шею. Эмилиан обернулся, проследил за ее взглядом.
– Я не хотел его убивать.
– Ты был зол на меня?
– Да, – он неожиданно по-детски шмыгнул носом. – Ты сможешь его оживить?
– Нет.
– Плохо, – Эмилиан снова отвернулся к окну.
– Мы можем похоронить его, – осторожно предложила Габриэла. Мальчик не ответил. – Эмилиан?
– Я все еще зол на тебя.
– Почему? Разве я не вернулась?
– Ты веселилась, пока я был здесь один.
– Я не веселилась. Я просто хотела, чтобы у нас не было проблем.
– Чем шериф может помочь нам?
– Ты многого не понимаешь.
– Просто скажи, что тебе было весело с ним.
– Нет.
– Не ври мне! – Эмилиан хотел выбежать из комнаты, увидел мертвого котенка, остановился. В его глазах заблестели слезы. – Он был моим единственным другом. Из-за тебя я убил своего друга! – мальчик взял котенка на руки. – Мы все еще можем похоронить его? – спросил он неожиданно спокойно, почти подавленно.
Они вышли из дома. Слов не было, да слова были и не нужны. Ночь была темной. Габриэла помогла Эмилиану выкопать могилу для котенка. Мальчик снова начал шмыгать носом.
– Если бы я был старше, то мог бы его оживить, – тихо сказал он.
– Не торопись расти, – попросила его Габриэла.
– Но ты ведь не можешь оживить его! – Эмилиан постоял несколько минут, желая проститься с котенком, и сказал, что голоден.
– Хорошо, – Габриэла предложила ему вернуться в дом.
– Здесь, – он обернулся, заглянул ей в глаза, спросил про шерифа. – Ты тоже кормила его?
– Так ты поэтому злишься?
– Отвечай.
– Люди не едят то, что ешь ты.
– Многие люди хотят быть такими, как я.
– Обещаю, что больше не оставлю тебя.
– Ты врешь. Ты уже однажды обманула меня.
– Больше такого не повторится, – Габриэла протянула Эмилиану руки. Он не двинулся с места. – Ну же… Пожалуйста… Давай помиримся.
– Я убил из-за тебя котенка.
– Мы найдем другого.
– Я не хочу другого, – в его глазах снова появились слезы, скатились по щекам. – И я сам не хочу становиться другим.
– Хорошо, – Габриэла ощутила легкий укол вины.
– Но тебе не нравится, какой я.
– Я привыкла.
– Я не хочу, чтобы ты привыкала, я хочу, чтобы ты любила меня!
– Я люблю.
– Ты врешь! Тебе противно, что я не похож на тебя.
– Нет, – чувство вины усилилось. Оно жгло Габриэлу изнутри.
– Тогда почему ты уходишь? Почему не хочешь кормить меня?
– Я хочу, – она спешно стянула с плеч платье, обнажив грудь, снова протянула Эмилиану руки. – Вот. Видишь. Мне не жалко и не противно.
Габриэла смотрела на Эмилиана, не зная, что сказать еще. Он не двигался. Ночь была тихой и безветренной. Габриэла увидела начавшиеся в ее приемном сыне метаморфозы, но заставила себя не закрывать глаза, не отворачиваться.
– Я все сделаю для тебя, – сказала она, прижимая Эмилиана к себе.
Он прокусил ей грудь. Она видела, как острые зубы-иглы проткнули насквозь плоть. Челюсть Эмилиана изменилась, вытянулась. Губы стали тонкими. На мгновение ей показалось, что изменяется не только его лицо, но и тело.
– Видишь, мне не противно, – повторила Габриэла, гладя его по голове.
Он отпрянул от раны, заглянул ей в глаза. Его челюсть вытянулась сильнее. На нечеловеческих губах темнела кровь.
– Можешь укусить меня еще, – сказала Габриэла, заставила себя улыбнуться.
Челюсти сомкнулись. Габриэла ахнула. В какой-то момент ей показалось, что Эмилиан прокусил ей не только грудь, но и грудную клетку, добрался до сердца или других внутренних органов.
– Тебе больно? – спросил мальчик.
– Только немного, – соврала Габриэла.
– Значит, тебе не нравится?
– Нравится. Тебе ведь нравится, значит и мне нравится.
– И ты не станешь кормить никого другого?
– Нет. Только тебя, – Габриэла заставила себя улыбаться. – Можешь кусать меня сколько хочешь. Когда хочешь…