– Что вы здесь делаете? – спросила она. Голос у нее был высоким и твердым. Взгляд – колючим, особенно когда она посмотрела на Клео.
– У отца появилась женщина, и я ему больше не нужна, – сказала матери Лора. Биатрис кивнула. – И ты ничего не скажешь? – разозлилась Лора.
– Что я должна сказать?
– Ну, не знаю… Он ведь… У него…
– Думаешь, что он не имеет право завести роман?
– Я вообще-то здесь, – напомнил детектив Оливер.
– И у нас нет романа, – добавила Клео. Биатрис кивнула. Лора в очередной раз презрительно фыркнула.
– Будет лучше, если вы проведете в клинике ближайшие несколько дней, – сказал жене Оливер.
– Что-то случилось? – Биатрис снова окинула Клео оценивающим взглядом. – У тебя снова паранойя или же это касается твоей работы? – спросила она мужа.
– Моей работы.
– Почему я не могу пойти домой, когда закончится смена?
– Потому что здесь есть охрана.
– Вот как… – задумчиво протянула Биатрис.
– Вот как… – на манер матери протянула Лора.
Повисла тяжелая пауза.
– Он говорит правду? – спросила Биатрис Клео.
– Боюсь, что да… – Клео покосилась на Лору.
Тени и найденные на автомобильной свалке тела девушек, из которых выкачали кровь. Женщина, у которой вывернуты наизнанку все суставы. Черный «мустанг», который сбил эту женщину и чуть не сбил саму Клео. Лужи жижи, остающиеся от людских тел. Как, черт возьми, обо всем этом рассказать постороннему человеку? Клео ужасно захотелось закурить.
– От тебя одни неприятности. Даже сейчас, – сказала Биатрис мужу, качая головой, но решение было принято.
– Мы что, останемся здесь на несколько дней? – возмутилась Лора, встретилась с твердым взглядом матери и тихо выругалась, используя те же слова и интонации, что обычно использовал отец.
– Твоя дочь очень сильно похожа на тебя, – сказала Клео детективу Оливеру, когда они покинули госпиталь. – Пусть у нее волосы и внешность матери, но характер полностью твой.
– Хорошо. – Оливер остановился у ворот.
Охранник проверил салон и багажник, убедился, что в машине не вывозят жителей резервации, просканировал Оливера и Клео на наличие вируса, широко улыбнулся и, заверив их, что все в порядке, открыл ворота.
– Жуткое место, – признался Оливер, когда резервация осталась далеко позади. Клео кивнула, вспомнила беременную женщину в клинике: ее лицо, живот.
– Интересно, каким родится ребенок?
– Что?
– Та женщина, которую мы видели в больнице.
– Не знаю, – Оливер нахмурился, закурил. – Биатрис говорит, что это очень странный вирус. Он приспосабливается к нам, пытается взаимодействовать, вступать в симбиоз…
– О бубонной чуме и ВИЧ она говорила то же самое?
– Нет, – на лице Оливера появилась едва заметная улыбка. – Но иногда мне кажется, что все вы, врачи, странные.
– Не стану спорить, – теперь улыбнулась и Клео.
Когда они добрались до города, вечер сгустился. Сумерки прогнали притворную беспечность. Вернулись страхи. Разговор умер, лишь иногда вздрагивал в конвульсиях.
– Думаешь, тени снова придут за тобой в эту ночь? – спросил Оливер, останавливаясь на перекрестке.
– Или за тобой.
– Мы все еще можем ошибиться.
– Тогда почему ты отвез свою дочь к жене? – Клео смотрела на людей, бегущих через пешеходный переход перед машиной. Беспечные, беззаботные. – Когда я была ребенком, я им завидовала, – сказала она. – Всем этим людям. Смотришь на них и понимаешь, что им на все плевать. Лишь мелочи жизни. Лишь глупости. Лишь маленькие проблемы, которые они так сильно ценят и любят. И никаких сложностей. Ни отчима, ни теней.
– Когда ты была ребенком, теней не было.
– Зато они есть сейчас.
– Значит, сейчас ты снова им завидуешь?
– А ты нет? – Клео указала на мужчину в строгом костюме. – Посмотри на него. Рабочий день закончился. Костюм дорогой, значит, жизнь не так плоха. На руке обручальное кольцо. Он вернется домой, к семье. Он будет заниматься сексом, а после видеть сладкие сны. Он выглядит свежим и выспавшимся, значит у него либо нет детей, либо они давно не младенцы.
– Разве такие, как он, никогда не приходят к тебе на прием?
– Приходят, но их проблемы настолько просты, что мне хочется смеяться. Знаешь, они приходят только потому, что хотят разнообразия. Устают от своей спокойной и размеренной жизни и идут ко мне, придумав себе проблемы и разглядев неврозы, которых на самом деле нет. Их даже не нужно лечить. Лишь дать выговориться, успокоиться, посмотреть на свою жизнь со стороны и понять, что на самом деле они не хотят ничего другого, кроме того, что у них уже есть, а все остальное лишь веяния времени, моды, рекламы, жизни.
– Что мешает тебе быть такой же?
– А тебе?
– Я думаю, что я такой.
– Нет, – Клео закурила еще одну сигарету. – Дантист, с которым живет твоя жена – такой, а ты нет, – она прищурилась, пытаясь разглядеть злость на лице Оливера, но злости не было. – Вот видишь, ты даже не можешь разозлиться на Биатрис за это, – устало сказала Клео. – Ненавидишь своих подозреваемых, а на Биатрис не можешь обижаться.
– Что в этом плохого? – Оливер увидел зеленый свет, нажал на акселератор.