– Я не испытываю к тебе отвращения, – сказала она, отделяя каждое слово, протянула к нему свои руки.
– Я не верю.
– Ну так подойди и убедись в этом сам, – она легла на подушку и закрыла глаза. Мысли в голове путались, но она пыталась подобрать нужные слова, чтобы попросить его отпустить женщину из соседней комнаты. Ни о чем другом сейчас думать было невозможно.
– Мне кажется, мы слишком разные, чтобы сделать это, – прошептал Эмилиан, нависая над Габриэлой. Она вспомнила его младенцем – таким обыкновенным, таким беззащитным. Разве он чем-то отличался от других детей? Нет.
Габриэла вздрогнула, увидев, как тело Эмилиана начало искриться, меняя формы. Метаморфозы превратили его в неясный контур. Что-то холодное и скользкое ожило у него между ног. Габриэла чувствовала, как это нечто слепо мечется из стороны в сторону, пытаясь найти ее лоно. Габриэла вцепилась руками в простыни, чтобы не оттолкнуть Эмилиана от себя. Он замер. Что-то тонкое и бесконечно длинное начало проникать в тело, глубже и глубже, сворачиваться, словно змея, пока не заполнило ее всю без остатка. Боль и отвращение смешались. Время замерло, как замер Эмилиан, как замерла тварь внутри тела Габриэлы.
– Кажется, ты говорила, что это понравится мне, – сказал Эмилиан, заглядывая в мысли Габриэлы. – Почему же тогда я чувствую, что это не нравится тебе?
– У женщин это не всегда так просто, – сказала Габриэла первое, что пришло на ум.
– Тогда сделай, чтобы было просто, – потребовал Эмилиан.
Воздух в комнате наполнился сладким до тошноты запахом. Эмилиан видел, как древние самки вендари пожирают самцов во время спаривания. Они почти не двигаются, и тела самцов дают им возможность выкормить потомство и самих себя, пока это потомство не родится. И да, голод действительно был. Голод продлить свой род. Самцы бросаются на более сильную самку, оплодотворяют ее, пока она питается ими, затем отползают в сторону, выжидают. Вот здесь и появляется голод. Вместо того, чтобы уйти, самец возвращается к самке и повторяет спаривание. Это продолжается до тех пор, пока у него есть силы.
– Укуси меня, – попросил Эмилиан Габриэлу.
– Нет.
– Ты должна! – его мысли проникли в ее мозг, показывая картины далекого прошлого. Ужас парализовал тело. – Укуси меня! Укуси, иначе это продлится вечно! – закричал Эмилиан.
– Я сказала, нет! – Габриэла открыла глаза, пытаясь встретиться с ним взглядом.
По его искрящемуся лицу катились слезы. Они капали на Габриэлу. Она чувствовала их соль. Потом все как-то неожиданно закончилось. Эмилиан поднялся на ноги и вышел из комнаты. Где-то далеко, в другом мире, закричала женщина. Один долгий, протяжный крик, затем хрипение, когда Эмилиан прокусил ей горло и начал пить ее кровь, и наконец тишина: мертвая, давящая на уши.
Когда Дарла вернулась в дом, Эмилиан спал на полу, возле кровати, где лежало тело Клары Зутер. В его снах был Гэврил – древний и могучий. Дарла видела это, чувствовала. Волнение Эмилиана передавалось и ей. Гэврил – могущественный вендари. Гэврил – убийца последней женщины их рода. Гэврил – хозяин пастбища, которое должен забрать у него Эмилиан. Эмилиан – претендент. Он должен встретиться с Гэврилом, сразиться с ним. Пустота против пустоты. И жизнь так коротка. Жизнь бессмертного, которому осталось прожить год, может, чуть больше.
Дарла склонилась к Эмилиану. На его губах засыхала кровь Клары Зутер. На его лице была кровь Клары Зутер. В его снах была кровь Клары Зутер. Но крови должно быть больше. Иначе Гэврил победит его. Гэврил, осушивший за свою жизнь миллионы сосудов, подобных Кларе Зутер. И еще у него было потомство, которое вендари лишили жизни. А потом пришли за матерью этих умерщвленных детей-монстров – вендари-самкой по имени Наама. Дарла видела ее в первый день после своего обращения. Легкая и воздушная. В самой высокой башне своего замка. Среди теней и крови. Гэврил забрал у нее жизнь. Жизнь матери своего потомства. Жизнь той, кого оплодотворил, рискуя своей жизнью. И теперь, много-много веков спустя, все повторяется. Его потомство ждет дня, когда сможет сразиться с ним. Эмилиан ждет. И это его единственная цель. Но в своих снах он неизбежно терпел поражение. В своих снах он был слаб. И сны не врали.