Вендари. Книга третья

– Я была прагматиком и эгоистом. И прежде, чем мне стало плевать на все, встретила отца, – Аламеа помолчала, решив, что Ясмин и сама все увидит, заглянув в ее воспоминания, но ей сейчас было не до этого. – Если бы ты жила там, где я, видела то, что видела я, то навряд ли оказалась бы на болотах Мончак с ребенком древнего в животе… – Аламеа собиралась упрекнуть роженицу за то, что она выросла в благополучной семье, но крик Ясмин заставил ее замолчать.

– Все хорошо, – спешно сказала старая мамбо. – Все хорошо.

В последующие несколько часов она будет говорить эти слова так часто, что Аламеа начнет тошнить от них, от криков Ясмин, от напряжения, повисшего в воздухе, от кровососов, которые наблюдали за процессом с видом каменных статуй…

Ребенок родился на экваторе ночи. Девочка. Крупная, голубоглазая. Старая мамбо держала младенца на руках, а по комнате разносился пронзительный плач. Разносился по всему дому. Ясмин лежала на кровати – бледная, усталая, и смотрела не на ребенка, а куда-то за окно, в ночь. Аламеа подумала, что юная роженица просто находится на грани сознания и забытья и взгляд этот ничего не значит. Разве не должна мать смотреть на своего ребенка? Разве не должна тянуться к нему? Или же… Аламеа недоверчиво выглянула в окно. Ночь – абсолютная, темная, непроглядная. Ни звезд на небе, ни теней на болотах. Только густая тьма. Аламеа недоверчиво протянула руку, пытаясь прикоснуться к пульсирующей субстанции.

– Не надо, – услышала она хриплый голос Ясмин, уставшей от затянувшихся родов. – Не трогай это.

– Это? – Аламеа вздрогнула, вспомнив смерть своего отца.

Собравшиеся в доме вендари поднялись по лестнице на второй этаж и начали по одному заходить в комнату роженицы, чтобы засвидетельствовать свое почтение появившемуся на свет ребенку – самке, которая ничем не отличалась от обычного младенца, если не считать зловещей, черной, как бездна, субстанции, окутавшей дом. Древние смотрели на девочку, затем на Ясмин, на старую мамбо, на Аламеа и снова на ребенка.

– Почему? – спросил наконец вендари из второй или третьей дюжины вошедших взглянуть на самку древних. – Почему я не вижу ее мыслей? – древний уставился на старую мамбо, словно она могла подменить младенца. – Что вы сделали с самкой?

Толстая жрица нервно качнула головой. Вендари по имени Закир шагнул к ней, готовый разорвать на части и отыскать в ошметках плоти и крови ответ.

– Эй! – крикнула Аламеа и, когда Закир обернулся, указала на окно. – Это случаем не то, что ты ищешь?

– Это? – вендари долго смотрел на черную субстанцию за стенами дома. – Это… – он подошел к окну и осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к манившей тайне.

Это было прошлое. Это была история. История вендари. История мира. Она хлынула в сознание Закира, а затем и в сознания остальных вендари. Аламеа вздрогнула, почувствовав, что сила, окружившая дом, пробирается и в ее голову. Детство вендари и планеты. Все, кто был в доме, видели, как зарождается жизнь. Биологическая жизнь. Ее колыбелью были гейзеры и горячие источники, моря и водоемы с пресной водой. Жизнь в своем примитивном виде была многообразной в зависимости от среды обитания. И жизнь эта привлекала другую жизнь – мрачную, темную, холодную, как бесконечный космос. Жизнь, чуждую миру материи. Жизнь, сотканную из энергии, бесконечности. Жизнь, которая зародилась прежде, чем сформировались планеты, построила свой собственный мир, достигла пика и теперь стремилась к развитию, переходу на новый уровень. Вселенная развивалась, и древняя жизнь стремилась развиваться вместе с ней, приспосабливаться, отвоевывать себе место в новом мире материи, тепла, света… Так они стали отражением нового мира, тенями, взаимодействуя с энергией звезд, щедро поливавших молодые планеты теплыми лучами, прокладывая тернистые тропы для химической эволюции и зарождения первых органических веществ, позволяя развиться новой жизни, распуститься дивным цветком. И тени – древние осколки пережившей себя цивилизации, канувшей в глубинах эволюционировавшей вселенной, – становились частью этой новой жизни. Робкой, но древней в своей мудрости частью, стремившейся к симбиозу с новым миром. Членистоногие, рыбы, наземные растения, насекомые, первые земноводные, млекопитающие, птицы, цветковые растения, динозавры… и где-то там, среди всего этого буйства жизни, вид, которому надлежало стать человеком. Стать после того, как вирус изменил часть божественной, древней субстанции, сумевший вступить в симбиоз с этими хрупкими телами, подарив им силу и бессмертие канувших в небытие времен бесконечно развивающейся Вселенной.