– Больно? – ехидно спросил Монсон, решив, что причиной ее страданий является нанесенная им рана. Рада слышала его свистящий голос, который начинал ей казаться голосом другого человека, не того, которого она знала. Он стоял над ней с ножом в руках и, угрожая причинить еще больше страданий, требовал назвать имена остальных подобных ей тварей. – Сколько вас в Бруклине? А по всему Нью-Йорку? Мне нужны адреса, фамилии. Я хочу знать все ваши слабые места, чтобы избавить мир от этого проклятия… – Он продолжал говорить, а Рада чувствовала, как затягивается на ее спине рана, возвращаются силы.
– Давай просто убьем ее, – сказала брату Вильда. – Отрубим ей голову и дело с концом. – Она увидела, как Аллан качнул головой, и покраснела от гнева. – Ты все еще любишь ее? Все еще хочешь ее? Сколько раз вы делали с ней это? Пять? Десять?
– Я не был до конца уверен, кто она.
– А сейчас? – Вильда протянула ему нож для разделки мяса. – Вот. Докажи мне, что ее плоть не свела тебя с ума. Отруби ей голову! – Она увидела сомнения в его глазах и снова начала кричать, словно свихнувшаяся от неудовлетворенности монашка, отчитывающая молодежь за поцелуи. Не хватало только обещаний небесной кары и слов о происках дьявола. И этот гнев, это безумие – Рада чувствовала их, они заполняли ее так же, как заполняли Вильду. Всю, без остатка. – Убей ее! – верещала Вильда. – Убей эту шлюху! Убей, убей, убей!
Рада и сама не сразу поняла, что произошло дальше. Мысли Вильды, казалось, проникли не только в ее разум, но и в ее тело. Вернее, не мысли. Ярость Вильды. Особенно когда взгляд зацепился за обезглавленное тело Мэйтал. Вильда рада, что этой твари отрубили голову, но чувства Рады не сплетены с чувствами Вильды. Раде нравилась Мэйтал. Она была ее другом. Но друга больше нет. Друга забрали, убили, как животное. Именно это чувство смешивается с яростью Вильды, образуя безумный, взрывоопасный коктейль. Нужна лишь искра, чтобы воспламенить эту смесь. И эта искра есть. Нож для разделки мяса в руках Вильды – вот она искра.
Капли крови Мэйтал набухают на блестящей стали, скатываются по ее поверхности, падают на пол. Одна, другая. И кажется, что замер весь мир. Вильда не двигается. Рот ее открыт, перекошен гневом. В застывших глазах ее брата смесь растерянности и стыда. В его вязких мыслях Рада видит смущение. В какой-то момент их отношений он верил, что ошибся, верил, что Рада не одна из тех тварей, которая убила его родителей. Но он не признавался в этом даже себе. Он хочет ненавидеть ее, но часть его все еще очарована ее телом, ее голосом, ее запахом. Особенно запахом.
Он зарывается лицом в ее волосы, жадно втягивает их запах в себя. И еще поцелуи. Он целует ее так же жадно, как и вдыхает ее запах. Его тело тянется к ее телу. Его чувства тянутся к ее чувствам. Он влюблен в Раду. Но еще больше он влюблен в свой гнев. Поэтому сейчас он не может признаться себе, что был влюблен в одну из тварей, которая убила его родителей. И он заберет ее жизнь так же, как забрала жизнь Мэйтал его сестра. Есть лишь небольшая грань, которая сдерживает его. Но он уже почти перешел эту грань. И сцены интимной близости с Радой, сцены нежности и страсти, скоро сменятся сценами насилия и жестокости.
Он убьет ее, чтобы угодить сестре. Они отрежут ей голову и будут смеяться, как дети, которые прятались от убийцы их родителей много лет назад и мечтали о мести. Залитые кровью, с безумными глазами они будут хохотать над своими жертвами. Они будут упиваться этой радостью…
А кровь с ножа для разделки мяса, кровь Мэйтал, все капает и капает на пол. Друг мертв. Лежит на полу. Отрубленная голова Мэйтал откатилась в сторону к стене. Яркие, выразительные глаза стали какими-то неестественно бледными, словно вместе с кровью из головы вытекла вся краска глаз. И сейчас, здесь, перед Радой, Вильда и ее брат не люди, которые борются с исчадиями ада. Это такие же убийцы, как и Рада, как Мэйтал. Возможно и хуже. Особенно Вильда. Особенно эта тридцатилетняя девственница, которая ревнует своего брата к каждой женщине, с которой у него начинаются отношения. И будь Рада не слугой, а самой обыкновенной, Вильда все равно бы пришла за ней. Она спятила. Спятила уже давно. Рада видит это безумие – оно лежит перед ней обезглавленным телом подруги. И взрывоопасный коктейль в ее голове вспыхивает.
Ярость Вильды наполняет руки силой. Все тело горит огнем. Кажется, что горят даже глаза. Теперь ударить Монсона, отбросив его к стене, уклониться от удара ножом его сестры. Широкое тяжелое лезвие, нацеленное в горло, чтобы отсечь голову, вгрызается в предплечье, разрубает мышцы, вены, застревает в кости. Боль обжигает сознание. Вспышка перед глазами. Яркая, белая. Вильда хрипит, пытаясь высвободить нож. Ружье, из которого она раздробила Мэйтал грудь, все еще в ее левой руке. Она выпускает рукоять ножа. Правая ладонь на прикладе ружья. Безумие придает Вильде сил. Но это же безумие сейчас горит в голове Рады. Горит весь мир. Весь этот безумный мир.