Вендетта

Укол оказался почти безболезненным, незаметным по сравнению со всем тем, что ему пришлось перенести. Почти сразу же рука и грудь онемели, в глазах помутилось. Скай уносился куда-то прочь.

— Да-да, — нетерпеливо отозвалась медсестра на очередной зов больного из-за ширмы и, подойдя, принялась скатывать ее.

Сон окутывал Ская, сон… И кое-что еще. В окружавшей его тьме был и свет. Скай начал двигаться к нему.

Громкий крик прервал его. С трудом разлепив будто придавленные огромной тяжестью веки, Скай взглянул на противоположную койку.

На ней лежал Джанкарло. Одна его нога была подвешена на перевязи, рука в гипсе, голова и спина забинтованы. На стуле возле больного сидел еще один знакомый человек.

— Маркагги, — выдавила, поднимаясь, изумленная Жаклин.

— Фарсезе, — ответил он, также потрясенный, но не в силах встать.

Он проваливался, все глубже и глубже сквозь матрас, куда-то вниз…

…вперед и вниз. Оп! И вот уже Скай озирает долину глазами, которыми смотрел прежде, долину, через которую шел буквально вчера, осторожно выставив вперед обожженную руку.

Он немного подождал. Всегда был некий переходный период, момент слияния. Он никогда не длился долго. Скоро его «я» растворится — и Скай станет Тиццаной…

Но этого не произошло. Не было никакого слияния. Не было темноты. Вот Тца поднимается из теней в туннеле. А вот Скай, и он встает вместе с ней.

Что-то неправильно. Совершенно неправильно. К этому времени он должен был уже исчезнуть, но вот он стоит здесь, вот выходит из расщелины между двумя долинами, вот бежит очертя голову куда-то вперед. Руки беспорядочно движутся по обе стороны тела — «Моего тела! Нашего тела!» — в каждом кулаке зажат конец веревки.

Кто-то завыл. Нет! Он завыл — они завыли, — запрокинув голову к прибывающей луне. Наверное, еще день, но грядет полнолуние. И мгновенно эхо заметалось в горах — на вой ответили. Боковым зрением он — они — различил закутанные в черное тени, движущиеся в темноте по другим тропкам и повторяющие тот же самый вопль, который Скай-Тца издал вновь.

И звери услышали его. Дикие свиньи засопели в траве, завизжали пронзительно от ужаса и, ломая ветки, кинулись в кусты.

«Что же происходит?» — терялся в догадках Скай.

А потом понял. Понял, почему его «я» не исчезло, не растворилось. Почему он сейчас находится здесь вместе с Тиццаной. И ему стало жутко, по-настоящему жутко.

Его дух не вошел в девушку — он вошел в ее двойника. Потому что она была маццери. И сейчас вышла на охоту.

Он огляделся — они огляделись. Справа и слева неслись призрачные охотники, преследуя кабана. И Скай чувствовал — хотя и не был точно уверен, кто именно это чувствует, — желание убивать, жажду крови, впервые испытанную во время охоты с Паскалин.

Тца уверенно бежала вперед. Это ее земля, она охотилась здесь днем и ночью. Через долину пролегали такие тропки, которых не знал никто, кроме девушки; иные в ширину были не больше, чем ступня взрослого человека, но Тца отлично в них ориентировалась, и они бежали, огибая кусты, отрываясь от соперников.

— Туда! — весело выкрикнула охотница.

Всеми обострившимися до предела чувствами Скай ощутил жертву раньше, чем увидел, — животное с треском вылетело на тропинку и ломанулось прочь, взрывая копытами землю. Но маццери действительно обладают выдающимися возможностями. Кабан был быстр. Они — еще быстрее.

Зверь тоже понял это, остановился и повернулся, когда они — Скай не мог избавиться от ощущения, что их двое; не рядом, а гораздо ближе, они почти составляют одно целое — вылетели на небольшую поляну. На них уставился гигантский самец, намного крупнее того, что Скай завалил на первой своей охоте; чудовищные клыки в лунном свете казались остро заточенными саблями.

Скай мог колебаться, Тца же — никогда. Рука нырнула в кожаный мешочек и вернулась уже с камнем.

— Фортуна, — произнесла она.

Через мгновение праща зажужжала в воздухе, словно рой пчел, раскручиваясь все быстрее, быстрее, скоро она низко заревела.

Ж-ж-ж!

— Йа!

Кабан оказался не робкого десятка, и крик девушки послужил сигналом к атаке. Он помчался прямо на свою мучительницу. Пятьдесят шагов, сорок. И по-прежнему ревет в воздухе праща.

Скай бы уже метнул камень — Тца выжидала.

Тридцать шагов, двадцать. Кабан пригнул голову к земле, выставив смертоносные клыки.

— Стреляй! — внутренне возопил Скай.

— Сейчас.

Девушка резко выбросила руку и отпустила узел. Камень со свистом полетел навстречу зверю и ударил его точно промеж больших черных глаз. Кабан пошатнулся, рухнул на землю, по инерции пролетел вперед, едва не встал снова на ноги — точно как байкер, которого Скай видел в другой жизни, — затем перевернулся на спину, прокатился последние десять футов, взметая тучу пыли и гальки, и наконец замер на расстоянии меньше вытянутой руки от своего убийцы.