Вопрос это был явным вызовом и почти полным отказом. Было ясно, что Дестамио не присылал друзей к своему родовому очагу, подчиняясь порыву души, если присылал их вообще. Симон отдавал себе отчет, что нужно найти весомый предлог, и быстро, иначе через несколько секунд он снова окажется за воротами, не добившись ничего, кроме зрелища отталкивающих форм донны Марии.
— Алессандро настаивал, чтобы я познакомился с вами, — сказал он, постаравшись придать своему голосу разочарованный и холодный тон. — Рассказывал, какая замечательная у него сестра и как бы он хотел быть уверен, что в такую трудную минуту вы будете знать, к кому из его друзей можно обратиться.
Двусмысленность этих слов возымела свой эффект; заметный по изменению драконьего взгляда хозяйки; вначале в нем появилась неуверенность, а потом вроде даже ослабла ее непобедимая враждебность.
— Сегодня очень жарко, и перед уходом я вас угощу чем-нибудь холодненьким.
— Вашему гостеприимству нет предела, — ответил Симон, каким-то чудом избежав саркастического тона.
Кивнув служанке, которая молча ждала поблизости, хозяйка тяжело упала в одно из кресел.
Симон обернулся, чтобы взять кресло для себя, и при этом наткнулся на зрелище, которое превзошло его самые неправдоподобные ожидания.
Со стороны беседки из вьющихся роз, образовавшей вместе с оградой укромный уголок для загорания приближалась Джина Дестамио в бикини настолько крохотном, что обе части вместе не превышали размера солнечных очков. Ее кожа сияла, золотом в последних лучах солнца, открытые детали ее фигуры более чем соответствовали чудесным ожиданиям, возникавшим у видевшего ее одетой. От этого вида даже такой старый циник, как Симон Темплер, взялся бы писать очередной сонет. Но только не донна Мария, которая втянула воздух, как пылесос, страдающий астмой, а потом выпустила его, взорвавшись короткой фразой, сверкавшей молниями и грохотавшей, как извержение вулкана. На этом диалекте Симон не понимал ни слова, но затронутые темы были совершенно ясны, судя по тону: бесстыдство, позорящее семью перед посторонним человеком, и общая деморализация молодого поколения. Громы и молнии обрушивались на растрепанную голову Джины, но она только улыбалась. Какими бы ни были другие результаты ее законченного швейцарского образования, но почтение к нормам матриархата миновало для нее бесповоротно.
Святому она подарила такую улыбку, что он едва не растаял.
— Вы должны меня извинить, — сказала она, — я не знала, что у нас гость.
— Это вы должны извинить меня, что я вторгся без спроса, — ответил Святой. — Но я даже не могу сказать, что сожалею об этом.
Она неторопливо набросила на себя лиловый жакетик, висевший на ее руке, в то время как растерянная донна Мария заставила себя заняться запоздалым представлением:
— Моя племянница Джина. Это синьор Темплер из Америки.
— Не видела ли я вас раньше? — невинно спросила Джина на прекрасном английском.
— Не думаю, что вы меня заметили, — ответил он тоже по-английски, — Вы смотрели сквозь меня на стену, как будто я — грязное окно, которое забыли вымыть.
— Извините. Но у нас тут старомодные обычаи. И так целый скандал, что я иногда езжу в город одна. Если бы я улыбалась всем, не представленным мне как положено, мне бы жизни не стало. Любой симпатичный сицилиец тут же сделал бы ложные выводы. Но сейчас я счастлива, что представился удачный случай.
— Нон каписко, — прошипела донна Мария.
— Моя тетка не знает английского, — пояснила Джина и перешла на итальянский. — Вы приехали по делам или ради удовольствия?
— Вначале я полагал, что по делам, но когда ваш дядя направил меня сюда, это вдруг стало доставлять мне удовольствие.
— Дядя Алессандро? Я рада, что вы его знаете. Он был так добр ко мне…
— Джина, — прервала ее хозяйка поместья голосом, похожим на скрежет пилы по металлу. — Я уверена, что синьора не интересуют наши семейные дела. Мы только угостим синьора чем-нибудь освежающим, и он распрощается.
Служанка вернулась на террасу как раз вовремя, неся поднос с бутылкой вермута, чашу с кусочками льда, сифон и бокалы.
— Чудесно! — воскликнула Джина. — Я тоже хочу пить. Наливайте.
Тетка наградила ее убийственным взглядом, который открыто выражал горькое сожаление, что племянница уже вышла из того возраста, когда можно было перекинуть ее через колено и отвесить заслуженную кару. Однако это не произвело на девушку никакого впечатления. Когда она с привычной ловкостью занялась приготовлением напитка, за ее спиной «Королева драконов» только мрачно сверлила ее взглядом исподлобья.
— Вы уже видели что-нибудь в Палермо? — спросила Джина, как бы подыскивая нейтральную тему с учетом повысившегося кровяного давления своей надзирательницы.
— Немного, — ответил Симон. — А что, по-вашему мнению, стоит посмотреть?
— Все! Собор, часовню Палатинов, Каса Професса, и еще вам нужно поехать в Монреале, это всего несколько километров отсюда, посетить романский собор и монастырь.