— Как он? — я поцеловал её в макушку, пока окружившие меня преданные люди деликатно отворачивались.
— Граф Румянцев? Он шёл за мной, скоро сам сможет тебе всё сказать…
— Маша, я знаю, что Петька в порядке, как Павел?
— С ним всё хорошо. Его осмотрели трое лекарей, сказали, что всё прошло почти без последствий, но Кондоиди посоветовал пока спать с чуть приоткрытым окном, закутывать только, чтобы не замёрз. — Она говорила и говорила вперемешку со слезами. Наконец, оба потока иссякли, и Мария тяжело привалилась ко мне, опустив голову на плечо.
— Вы должны будете утром уехать, — я снова поцеловал её, на этот раз в висок. — Мне предстоит принять много очень серьезных решений, и я не хочу переживать за вашу безопасность.
— Да, я понимаю, — она серьезно кивнула. — Я пойду распоряжусь насчет вещей.
Мария встала, и даже рукой поправила причёску. Во всяком случае, выглядела она уже более уверенно, чем несколько минут назад. Повинуясь моему кивку, один из гвардейцев направился следом за императрицей, контролируя каждый её шаг.
— Почему вы всё ещё здесь? — судя по блеску в глазах, Петька накатил вина для успокоения нервов. Пьяным он не выглядел, но кое-какие признаки присутствовали.
— Думаю, что пора дворец перестраивать. Как я уже сказал, это крыло опечатать и пригласить архитекторов. Пускай планы рисуют. Чей приму, тот и будет весь дворец переделывать. — Я снова с мрачным видом осмотрел руины залы. — Почему удалось столько всего разрушить?
— В дерево жучки смогли проникнуть, — ответил один из гвардейцев. — Не было бы бомбы, лет через десять она сама бы обвалилась на головы присутствующих.
— Понятно. Значит, мне действительно нужен новый дворец. — Я опустил ногу со стула. Похоже, что мне нужны костыли, или что-то похожее, чтобы передвигаться, а то я себя инвалидом чувствую. — Пётр, похороны нужно организовать, всё должно быть очень достойно. Я сам… — Криббе понял моё желание подняться и снова подставил плечо. М-да, сегодня я точно в качестве костыля буду Гюнтера использовать. — Я не смогу сам, просто не смогу…
— Я понимаю, Пётр Фёдорович, — серьезно ответил Румянцев. — Ну, теперь-то в постель?
— Да, но, по дороге я должен ещё кое-что сделать. Я правильно понял, эта гнида Фредирик жив?
— Жив и даже, по-моему, не совсем понял, что натворил, — ответил Криббе.
— Ну и хорошо, ну и отлично. Пошли. Я скоро отключусь, чувствую это, поэтому надо поспешить, чтобы на глаза этим тварям показаться да пару ласковых сказать.
Румянцев поспешил меня подхватить с другой стороны. И мы двинулись в сторону выделенных датчанам апартаментов. Несколько раз Румянцев с Криббе по очереди пытались настаивать на носилках, но я упорно отмахивался от их совета. Если сейчас лягу, то уже не смогу подняться. А мне во что бы то ни стало нужно закончить то дело, которое я запланировал.
Комнаты датского короля и прибывшей с ним свиты, в которой оказалось слишком много на мой взгляд англичан, охранялись так, что нам пришлось буквально проталкиваться через ряды гвардейцев, охраняющих каждую комнату и снаружи, и изнутри.
Нашу небольшую делегацию провожали взглядами, наполненными неприязнью и страхом. Что, суки, уже и похоронить меня успели?
Фредерик в своей спальне оказался не один. Он сидел, забившись в кресло, в то время, как маркиз Дернский мерил шагами совсем немаленькое пространство комнаты. Обернувшись на звук открывающейся двери, он с трудом подавил разочарование, увидев меня живым и почти невредимым. Но, вместо того, чтобы отступить, маркиз наоборот сделал шаг в мою сторону.
— Ваше величество, долго меня будут здесь держать, как какого-то преступника? — раздраженно спросил он, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что говорит, вообще-то с императором.
— Ровно столько, сколько потребуется новому начальнику Тайной канцелярии, — сухо обронил я.
— Это произвол, я так этого не остав…
— Сядьте, — спокойно произнёс я, и, двое гвардейцев сделали шаг вперёд и насильно усадили Дерна в кресло, рядом с Фредериком. — Вот, другое дело. Я теперь, послушайте меня. только очень внимательно. У меня есть одно любимое выражение: «Акелла промахнулся». Надо сказать, его произнёс однажды ваш соотечественник, и оно очень хорошо объясняет суть многих вещей. Вы промахнулись, маркиз. Говоря понятным вам языком — поставили не на ту лошадь. Вы не выйдете из этой комнаты, пока вам не позволят этого сделать. очень может так случится, что вы не выйдете из неё никогда.
— Я буду…