Читаем Вендиго полностью

Наверное, так бы оно и было, но очередной порыв ветра оказался настолько мощным, что, отброшенный в сторону, я едва удержался на ногах. Вероятно, ветер хотел меня растормошить, сдуть наваждение. Однако фигуры никуда не делись, просто теперь я наблюдал за ними с другого ракурса. Они по-прежнему взмывали из черного нутра ночи к звездному небу, но, увы, мой изначальный скептицизм оправдался. Мне действительно все только показалось. Ну и что, рассуждал я, разве от этого увиденное мной было менее реальным? К сожалению, реальность эта была явлена только мне. Ивовые ветви и лунный свет, причудливо соединившись, отразились в зеркале Моего воображения, да так, что привидевшиеся мне картины казались абсолютно реальными. Итак, всего-навсего обман зрения… Набравшись храбрости, я пересек песчаные проплешины и подошел ближе к кустам. О боже, неужели и впрямь все это было лишь галлюцинацией, игрой моей взбудораженной фантазии? Но разве все эти мои «разумные» доводы не диктуются рутинными, давно изжившими себя стандартами якобы научных данных?

Я же был уверен, что эти похожие на сгустившиеся тени создания действительно существовали: слишком долго оставались в поле моего зрения их ввинчивающиеся в небо фигуры, чтобы сойти за нечто эфемерное, да и выглядели они вполне сопоставимо с привычными нам мерками. И все же вдруг взяли да исчезли!

Как только бронзовые гиганты пропали, а вместе с ними естественные любопытство и азарт, на меня накатил ледяной ужас. Теперь уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что этот затерянный остров находился во власти неведомых и недоступных нашему разумению сил. Опасливо озираясь, я лихорадочно искал, куда бы скрыться, но вскоре понял, что ничего путного все равно не придумаю, и побрел к палатке. Стараясь не разбудить Свида, я улегся на свое песчаное ложе, предварительно опустив полог, чтобы не видеть этих опостылевших ив, освещенных мертвенным лунным светом, а чтобы заглушить омерзительные завывания ветра, натянул на голову край одеяла.

<p>III</p>

Как нарочно, чтобы мне не пришло в голову внушать себе, будто все случившееся со мной не более чем сон, я долго не засыпал, и, даже когда веки мои наконец отяжелели, мной овладела всего лишь дремота: не покидавшая меня тревога мешала моему сознанию полностью отключиться, я постоянно был начеку.

Спустя какое-то время с меня слетело и это жалкое подобие сна. Резко вскочив от вновь накатившей волны почти животного страха, я сразу понял, что вызван он не буйствующими ветром и рекой — что-то иное назойливо вторгалось в мое тревожное забытье, пока не разбудило меня совсем. Я вдруг обнаружил, что не лежу, а сижу, стараясь не шевелиться, и — вслушиваюсь в ночь.

Снаружи доносился не то слабый прерывистый шорох, не то легкое постукиванье — по всей поверхности палатки. Видимо, так оно продолжалось уже довольно долго, но мне только сейчас удалось расслышать эти хаотичные звуки. Застыв от напряжения, я окончательно забыл про сон, а потом вдруг почувствовал, что стало тяжело дышать и что на меня как будто кто-то навалился, кто-то весьма упитанный…

Ночь была очень душной, но мое тело мгновенно покрылось холодным потом. Чуть позже я сообразил, что давят не на меня, а на палатку, причем со всех сторон одновременно. Значит, ветер все-таки и до нас добрался, налег всей своей невидимой тушей? Или там начался дождь? А может, капает с листьев? Кроме того, ветер мог донести с реки водяную пыль, она оседала на палатку, на лету собираясь в крупные капли…

Прокрутив в голове с дюжину вариантов, я вдруг понял, что произошло! Тополь — единственное на острове дерево, под которым стояла наша палатка, — не выдержал напора ветра и сломался! Сейчас он еще стоит, опираясь ветвями на наше хрупкое жилище, но при первом же резком порыве рухнет прямо на нас… Это его листья шуршат и трутся о брезент — пока… Я откинул полог и выскочил наружу, истошным голосом призывая на помощь Свида.

Я огляделся: дерево как стояло, так и стоит, на палатке никаких капель или брызг, ничего…

Сквозь листву уже пробивался холодный серый свет, тускло мерцал песок. На небе все еще толпились звезды, ветер продолжал громко завывать, костер окончательно потух, а с восточной стороны в просветах между кустами видны были слабые проблески зари. Уже несколько часов прошло с тех пор, как я, затаив дыхание, наблюдал за устремлявшимися вверх бронзовыми гигантами, теперь они казались мне просто ночным кошмаром, но даже воспоминание навевало ужас. До чего же мне надоел этот взбесившийся ветер! Невероятно измотанный бессонной ночью, с нервами, натянутыми до предела, я и не помышлял ни о каком отдыхе. Вода продолжала свое наступление. Плеск и рев речного потока гулко отдавался в воздухе, моя тоненькая ночная рубашка быстро намокла от разлетавшейся во все стороны водяной пыли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги