Голос звучал глухо и безжизненно, подобное ощущение вызывает сухой щелчок при осечке ружья вместо ожидаемого выстрела. Это была мольба. И с удивлением я вдруг услышала свой собственный голос – повелительный и сильный, он принадлежал несомненно мне, хотя до меня только сейчас стало доходить, что с моих уст срываются эти слова:
– Не ходи, Джейми. Стой, где стоишь.
Но Джейми, этот мальчишка, не послушался ни одного из нас. Подойдя к самому краю пустоши, он остановился – и засмеялся! Я слышала этот смех, но готова была поклясться, что смеялся не мальчик, а голая, жаждущая жертвы земля…
Мистер Фрин повернулся, воздев руки. Его холодное, жесткое лицо, раздаваясь в стороны, делалось все шире, щеки обвисли. То же самое происходило со всем его телом, вытянувшимся под действием каких-то невидимых вихрей. Лицо его на мгновение напомнило мне игрушки из каучука, которые так любят растягивать дети, – оно стало поистине «грома-а-адным». Но это было лишь внешнее впечатление, на самом же деле я поняла совершенно ясно: жизненные силы, вся жизнь, которую этот человек годами получал от других людей, сейчас уходили от него, превращаясь в нечто иное…
Вдруг мистер Фрин пошатнулся, быстро и неуклюже шагнул вперед, на эту голую землю, и тяжело рухнул ничком. Глаза упавшего мертвенно поблекли, а то выражение, которое застыло на его лице, можно было охарактеризовать лишь одним словом – крах. Он выглядел совершенно уничтоженным. Мне послышался звук – неужели Джейми? – но на сей раз это был не смех, а что-то похожее на глоток, глубокий и жадный, шедший из глубины земли. Мне снова привиделся табун маленьких черных коней, уносящихся галопом в земную бездну – они погружались все глубже, а топот их копыт становился все слабее и слабее. Моих ноздрей коснулся резкий запах сырой земли…
Когда я пришла в себя, мистер Фрин-младший приподнимал голову брата, который упал из-за жары на газон рядом с чайным столом. А Джейми, как мне потом удалось узнать, все это время проспал в своей кроватке наверху, измученный плачем и беспричинной тревогой. Глэдис бежала к столу с холодной водой, губкой, полотенцем и бутылкой бренди.
– Мама, это случилось от жары, да?
Ответа миссис Фрин я не расслышала. Судя по ее лицу, она сама была близка к обмороку. Подошел дворецкий, и бесчувственного гостя наконец подняли и отнесли в дом; он оправился еще до прихода доктора.
У меня до сих пор не укладывается в голове: как же так, ведь все остальные видели то же самое, что и я, однако никто так и не обмолвился об этом ни словом. И это, возможно, самое ужасное во всей этой истории.
С того дня я едва ли слышала упоминание о мистере Фрине-старшем. Казалось, он вдруг куда-то исчез. Газеты перестали писать о нем, его бурная общественная деятельность, очевидно, прекратилась. Так или иначе, в последующие годы этот человек не достиг ничего, достойного публичного упоминания. Хотя, возможно, покинув дом миссис Фрин, я лишилась возможности слышать о нем.
Судьба же пустого клочка земли в последующие годы оказалась совершенно иной. Насколько мне известно, садовники не делали ничего для того, чтобы провести туда воду или насыпать другой земли, но еще до моего ухода, случившегося на следующее лето, это место превратилось в густые буйные заросли сорных трав и ползучих растений – мощных, полных сил и жизненных соков.
Огненная Немезида
Совершенно непостижимым для меня способом Джон Сайленс всегда умудрялся забронировать отдельное купе, а двух часов до первой остановки поезда было вполне достаточно, чтобы мы могли вдвоем предварительно проанализировать факты очередного расследуемого случая.
Доктор позвонил с утра пораньше, и хотя нас разделяли тысячи миль, даже через телефонный провод мне передалось владевшее им возбуждение.
– Собирайтесь, как при обычной поездке в сельскую местность, – ответил он на мой вопрос. – И не забудьте прихватить ружье.
– С холостыми патронами? – уточнил я, ибо знал его строгие принципы, запрещающие убивать живых существ, и догадался, что ружья нужны нам просто как прикрытие.
Он выразил признательность за мою готовность сопровождать его, сообщил номер поезда и время отправления, а затем резко положил трубку; взволнованный этим звонком, я немедленно приступил к сборам. Должен сказать, что честь быть компаньоном доктора Джона Сайленса в его поездках, связанных с расследованием какого-нибудь случая, с точки зрения многих представлялась весьма сомнительной, тем более что зачастую подобные поездки оказывались весьма рискованными. Предстоящее приключение могло таить в себе любые неожиданности, и я прибыл на вокзал Ватерлоо, предчувствуя, что нас ожидают впереди многочисленные опасности, причем отнюдь не обычного рода – угрожающие жизни и телу, а такие, которые трудно определить и еще труднее побороть.