Вендийская демоница

Змей раскрыл пасть, обнажая три ряда длинных острых зубов. Раздвоенный язык вышел из пасти и задрожал, едва не касаясь кончиками лица Масардери.

Женщина отпрянула назад, натягивая поводья. Поздно! Конь заржал и поднялся на дыбы, перепуганный насмерть неожиданно появившимся жутким чудищем. Масардери изо всех сил' сжала бока коня коленями, но не удержалась в седле и рухнула на песок. Дико взбрыкивая и тряся головой, конь отбежал на большое расстояние, но там остановился и принялся следить за происходящим. В каждое мгновение животное готово было обратиться в паническое бегство и скрыться в пустыне навсегда.

Кхитаец, подскакивая на своем ослике, бесстрашно помчался прямо к змею и на ходу выпустил одну за другой пять стрел. Все они вонзились в тело чудовища, но не произвели ни малейшего эффекта. Казалось, выползший из-под земли дракон даже не замечает их. Так, жалкая помеха, укус ничтожного насекомого.

Скользя по песку, чудище описывало вокруг Масардери круги, с каждым разом все ближе подбираясь к перепуганной женщине.

Масардери лежала на песке, закрыв голову руками. Она боялась даже взглянуть на происходящее. Ни одного звука не вырвалось из ее горла, словно она онемела от ужаса. Конан решил было, что женщина убилась, когда свалилась с седла, но вот Масардери пошевелилась, и киммериец вздохнул с облегчением. Коль скоро она жива, ее телохранитель позаботится о том, чтобы Масардери оставалась живой и впредь!

Четверо чернокожих бросились к ней, поднимая мечи и готовясь защищать хозяйку до последней капли крови. Монстр пристально глядел на них ледяными глазами. Один из негров посерел от ужаса, когда дракон уставился ему прямо в глаза, но только расставил пошире ноги и крепче перехватил рукоять сабли.

Одним мгновенным ударом змей швырнул его на землю. Еще миг — и острые клыки пронзили шею упавшего. Брызнула кровь, и тиранская сабля выпала из мертвой черной руки.

— Кром! — закричал Конан.

Услышав киммерийский боевой клич, змей приостановился, а затем, свивая тело в кольца и выпрямляя его, быстро полетел навстречу Конану. Казалось невероятным, чтобы существо, лишенное ног, могло передвигаться с такой скоростью. Миг — и подземный дракон уже был рядом с Конаном, норовя оплести ноги лошади и опрокинуть всадника.

Конь действительно перепугался, однако киммериец, уже знавший, чего ожидать, успел смирить его и успокоить. Голова змея взметнулась вверх, чудовище выпрямилось, поднявшись на высоту четверти своего туловища. Плоская морда с разинутой пастью оказалась над головой киммерийца.

Конан ощущал запах смерти, исходивший изо рта чудовища. От змея разило гнилью, разлагающейся плотью…

Точно так же пахло и от нетопыря, которого убил Конан в спальне госпожи Масардери. Неужели это — чудовища одного и того же происхождения?

Не время рассуждать! Конан взмахнул двуручным мечом и, прежде чем монстр успел сомкнуть челюсти на голове варвара, длинный клинок вонзился прямо в голову змея. Лезвие прошло сквозь нижнюю челюсть и впилось в мозг.

Змей яростно зашипел. Длинный мощный хвост начал бить по земле, вздымая тучи пыли. Земля гудела так, словно умирающий дракон превратил ее в огромный боевой барабан.

Конан напряг могучие мышцы рук и изо всех сил повернул меч, стараясь поглубже загнать его в голову жертвы. Змей с лязганьем сомкнул пасть и снова разинул ее. Длинный язык затрясся между зубами.

Караван остановился. Люди собрались вокруг, рассматривая происходящее. Толстая иранистанская дама, познавшая мудрость и красоту кхитайских божеств, полулежала на своих носилках, привязанных между двумя верблюдами, и красивая невольница с подведенными глазами вливала в ее рот какие-то едко пахнущие успокоительные капли. Кхитайцы смотрели на издыхающего дракона бесстрастно — трудно было понять, какие мысли бродят за их плоскими лбами. Туранские купцы глубокомысленно цокали языками, а один из них вдруг принялся объяснять, что Эрлик Огненный послал этого змея в качестве наказания.

— Никто из нас — горе нам, горе! — не следует заветам Вечноживого Тарима, который заповедал своим людям не пить вина, не давать денег в рост и не предаваться разврату! А ведь все мы запятнаны этими преступлениями! — выкликал он, посыпая себе голову песком. — Клянусь, клянусь, никогда больше не прикоснусь к неправедно нажитому добру, не стану соблазнять чужих женщин и пьянствовать…

Тут он всхлипнул и замолчал с открытым ртом. Очевидно, мысль о том, что придется отказаться от пьянства, потрясла его. Красные пятна медленно поползли по лицу туранца.

Другой только качал головой и повторял:

— Да смилуются над нами боги! Что за чудище!

Третий повернулся к кхитайскому философу и попросил:

— Ущипните меня, а то я, наверное, сплю!

Кхитайский философ бесстрастно впился сильными пальцами в протянутую ему руку. Туранец вскрикнул от боли, обозвал кхитайца убийцей и поскорей отошел от него.

Последний удар хвоста задел убитого негра, и тело, как будто на миг ожив, перевернулось и приняло другое положение.