С этим он встал и зашагал к лестнице, чтобы подняться наверх и улечься наконец спать. Арвистли озадаченно смотрел ему вслед, затем перевел глаза на Мэн-Ся.
— Ты уже пробовал здешнюю похлебку? — спросил «немножко маг». — Она восхитительна, советую заказать.
— Ты уже советовал, — напомнил Мэн-Ся.
— Правда? — искренне удивился Арвистли. — А я, пожалуй, попрошу добавки. Закажу и тебе, если желаешь.
— Хорошо. — Мэн-Ся произнес эти слова так, словно принимал вызов.
Волоча ноги и зевая во весь рот, прислужник притащил еще похлебки и сообщил:
— Я ухожу спать, так что этот заказ был последним. И даже если хозяин снимет с меня голову за то, что я упустил какую-то прибыль, — я все равно не проснусь. Пара грошей ничего не значит, ясно? Можете не стучать ножами по столу и не топать ногами — я все равно не приду.
— Яснее некуда, — заверил его Мэн-Ся.
Похлебка из овощей, бобов и кусочков баранины, действительно оказалась вкусной. Во всяком случае, на взгляд такого неприхотливого человека, каким был кхитаец, — и такого причудливого, каким являлся Арвистли.
— Люблю экзотическое, — сказал Арвистли. — Я благодарен Кэрхуну за приглашение. В путешествии всегда можно узнать что-нибудь новое.
— Такова и моя цель, — обрадовался Мэн Ся. — Познать все тяготы и красоты прямого пути.
— Что означает «прямой путь»? — поинтересовался Арвистли.
Обычно так называют путешествие без денег, — объяснил кхитаец. — Вооруженный лишь знанием, жаждой познания и философией, человек пускается в странствие. Он бросается в людское море, он пересекает пустыни и леса — и возвращается назад умудренным. В таких случаях еще принято вести дневник, как это делал… — Он задумался и назвал несколько имен, а затем добавил: — Этому же учил и туранский мудрец Шах-Назар.
— О да, — с важным видом кивнул Арвистли. — Я изучал труды Шах-Назара, разумеется. Туранские мудрецы наиболее важны для нас, туранцев.
— Ты не похож на туранца, — сказал Мэн-Ся.
— Разве? Впрочем, мои предки из Иранистана… Хотя все мы происходим от одного корня. Странно, Мэн-Ся, что ты различаешь такие тонкости.
— Почему?
— Я полагал, что мы в твоих глазах все на одни лицо.
— Почему? — снова спросил Мэн-Ся.
— Коль скоро для нас все кхитайцы на одно лицо и мы должны быть для кхитайцев таковыми же. Так учит Шах-Назар, разве ты забыл?
— Произнес Мэн-Ся с ноткой почтения в голосе, — Должно быть, ты великий жулик, если говоришь так.
— Позволь теперь мне задать тебе тот же вопрос: почему?
— Потому что никакого Шах-Назара, тиранского мудреца, не существует и никогда не существовало, а ты не только признал его наличие, но и начал развивать какие-то теории, согласно его учению. На такое способен только человек, умеющий верить в собственную ложь.
Арвистли и бровью не повел.
— Этим я зарабатываю на жизнь. Можешь не удивляться — у меня еще много разных умений.
— И ты действительно маг?
— Скорее, мастер иллюзий.
— И какие иллюзии ты создаешь?
Вместо ответа Арвистли щелкнул пальцами, и в зал вдруг вошел прислужник. Яростно зевая с угрозой вывихнуть челюсти, он спросил:
— Ну, что вам еще?
— Жареного фазана, пожалуйста, — велел Арвистли. — В перьях, с драгоценными украшениями на голове… И, пожалуй, обложенного фаршированными куропатками.
— Чтоб вам' провалиться, — проворчал слуга. — Поспать человеку не даете…
Он удалился и, к удивлению Мэн-Ся, вскорости вернулся. Побагровев от натуги, он тащил огромное блюдо, на котором действительно красовался фазан в перьях, со сверкающими руби нами на голове и на шее. Возле фазана притулились десяток куропаток.
Плюхнув блюдо на стол, слуга выругался и произнес:
— Все! Ухожу спать. И хватит издеваться над человеком.
Он повернулся и, шаркая, потащился прочь. Мэн-Ся изумленно проводил его взглядом. А когда он повернулся обратно к столу, никакого фазана там не было. Там вообще ничего не было.
Арвистли смотрел на своего собеседника и весело посмеивался.
— Понравилось?
— Мне бы куда больше понравилось, если бы не был настоящий фазан, — признался Мэн-Ся. — Правда, я не ем мяса, но мой друг Конан был бы рад отведать…
— Конан? Этот неотесанный верзила? Он действительно твой друг?
— Я смею надеяться на то, что это так.
Арвистли поморщился.
— Ужасный человек. Совершенно явно ненавидит магию и вообще мастерство иллюзий и чуть что хватается за оружие. Сперва снесет голову, а потом спросит у бедняги — что тот имел в виду, когда назвал его «болваном». Ужасный человек, просто чудовищный!
— О нет, не говори так! — возразил Мэн-Ся. — Конан обладает определенной мудростью. Он учил нас в Кхитае своей философии…
Арвистли махнул рукой с видом полной безнадежности.
— Всю эту грубую лесть в адрес громилы с интеллектом лесной обезьяны я списываю на то, что ты идешь прямым путем — то есть не имеешь при себе денег. Ты должен учиться видеть хорошее в любом человеке, иначе у тебя не получится убедительным тоном просить у него денег и покровительства.
— Отчасти ты прав, — не стал отрицать Мэн-Ся. — Этим моим качеством и объясняется то, что я до сих пор сижу тут с тобой за столом и мирно беседую… Но Конан действительно мой друг. Без всякого притворства.