Читаем Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве полностью

По существу, перед нами – очень специфическая, автореферентная и самоироничная версия гностицизма: по-видимому, именно она и образует философскую основу русского постмодернизма (или позднего модернизма) 1970–1990‐х[919]. Сопоставление поэмы Ерофеева с гностическими учениями еще ждет своего исследователя. Очевидно, что осознание фальшивой, дьявольской природы Бога, или, вернее, Демиурга, принципиально важно для гнозиса. В гностическом контексте находят обоснование многие проповеди Венички – о всеобщем малодушии, об общественной лестнице, о глазах народа и о том, что надо смотреть в тьму и т. п. Сама структура поэмы, в которой «пьянка, блядки и прогулы» замещают трансценденцию, кажется, непосредственно иллюстрирует гностический принцип: «Как наверху – так и внизу». Циклическая композиция поэмы (до и после Петушков, до и после смерти героя/автора) сопоставима с гностическим представлением о том, что те, кто не смог реализовать подлинно божественную искру, не вырвался из-под гнета Демиурга, обречены на повторение своего существования. Главное же отражение гностической концепции у Ерофеева видится в том, что «божественная искра» однозначно отождествляется Ерофеевым с даром слова, с логосом (который, в свою очередь, в гностицизме нередко отождествлялся с Христом). С гностической точки зрения последняя фраза поэмы наполняется бесконечным оптимизмом: «…не приходил в сознание и никогда не приду» – звучит как формула гностического выхода за пределы сознания.

Но, разумеется, вряд ли можно всерьез утверждать, будто Ерофеев сознательно воспроизводит весьма запутанную гностическую мифологию: бесспорно, он мог лишь заимствовать некоторые философские метафоры, придавая им совершенно самостоятельный, а главное – иррациональный смысл, неизбежно смещая, проблематизируя и пародируя гностицизм так же, как и любое другое «учение», попадающее в поле его зрения. (Скажем, изображение «белоглазой дьяволицы», ожидающей Веничку в райских Петушках, легко читается как пародийная отсылка к гностической фигуре духовной Евы, Мудрости, «матери всего» и объекта похотливых притязаний «сынов Господних».) Показательно, что Ерофеев практически сводит на нет дуализм гностической философии, концентрируясь на истории трагической ошибки – и на узнавании ложного Бога; тогда как гнозис предполагает в первую очередь познание подлинного Бога. Более того, в поэме Ерофеева Бог-Демиург не просто держит сознание в плену обмана, но и агрессивно убивает логос, вырывая его из горла пьяного пророка (здесь невозможно не вспомнить слова О. Седаковой о том, что «навязшая в зубах Ницшева фраза „Бог умер“ – в Вениной редакции звучала бы так: „Бог убит“»[920]). Иными словами, и гностическая картина мира у Ерофеева радикально драматизирована и, в сущности, доведена до разрушительного (апокалиптического?) предела.

Понять логику этой драматизации помогает В. Пелевин, когда в эссе «Икстлан – Петушки»[921] вспоминает новеллу Борхеса «Четыре цикла». Борхес постулирует, что вообще существует всего четыре сюжетных архетипа: штурм города («Илиада»), возвращение домой («Одиссея»), поиск чего-то невиданного (рыцарский роман) и «последняя история – о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять дней вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры»[922]. Пелевин безоговорочно относит «Москву – Петушки» к историям о возвращении. Однако при ближайшем рассмотрении у Ерофеева присутствуют все четыре архетипа: помимо возвращения, есть здесь и поиски невиданного (Петушки/Бог), и даже штурм города (Черкассовская революция). Но особенно важным и доминирующим представляется последний из названных Борхесом архетипов. Если буквально прочитать библейскую строку: «и Слово было Бог» – отказавшись при этом от гностического дуализма, то и умерщвление Логоса предстанет как убийство Бога или, вернее, его самоубийство: ведь, как уже отмечалось, убийцы Венички воплощают Божественное присутствие. Молчание Бога в сцене убийства Венички и молчание Венички перед лицом Бога окажутся при таком прочтении не подобным, а одним и тем же молчанием[923].

Май 2005<p><emphasis>Александр Поливанов</emphasis></p><p>Записные книжки В. В. Ерофеева как один из источников поэмы «Москва – Петушки»<a l:href="#n_924" type="note">[924]</a></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары