Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

Первую часть пути героя – от пробуждения на лестнице чужого подъезда до первых глотков алкоголя (главы «Москва. На пути к Курскому вокзалу» и до «Серп и Молот» включительно) – можно назвать «Созерцание – моление о чаше». Она и будет рассмотрена в рамках данной статьи.

Расколотый мир Венички Ерофеева

«Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел» (123) – перифраза пушкинского:

Все говорят: нет правды на земле,
Но правды нет и выше[1101].

С первых слов «поэмы» мы поставлены перед фактом существования двух уровней бытия. «Кремль» («…нет правды на земле») с его духовным, историческим и политическим значением – символ земной реальности и истории. Олицетворением иной жизни являются Петушки – земной Эдем, созданный Веничкиным воображением. Два мира связывает промежуточная станция – Курский вокзал.

Веничка Ерофеев «не видит» или не хочет видеть Кремля, то есть реальность, в которой все живут. В этом исходный пункт его осознанного и подтвержденного позднее отличия от окружающих: «Все, о чем вы говорите, все, что повседневно вас занимает, – мне бесконечно посторонне» (144). Путь героя, носящий то эпический размах: «…с севера на юг, с запада на восток», то характер совершенно безалаберный: «…насквозь и как попало», – проходит по иным осям, чем у всех других людей (123). Неизбежность движения к Курскому вокзалу контрастирует с безнадежными поисками Кремля: «Все равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал». Причина неизбежности – внутренняя потребность героя: «Мне ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал» (123).

Но, выйдя на привокзальную площадь, он неожиданно говорит себе: «Скучно тебе было в этих проулках, Веничка, захотел ты суеты – вот и получай свою суету…» (125). Рассыпанные в тексте цитаты свидетельствуют о библейском значении слова «суета» в устах героя: «Господь знает мысли человеческие, и что они суетны» (Пс. 93: 11). Веничкина «суета» – попытка выжить в мире Кремля, вообразив существование несуществующей реальности, уйдя в мир собственной иллюзии. В том, что именно на площади он отдает себе отчет в безнадежности этой попытки, нет ничего удивительного. И по пути в Петушки он связан с пространством площадей, которые нужно преодолевать. Площадь – символ суеты, торговли, обыденности, предельно чуждых духу. Это ощущение особенно остро проступает в восклицании В. В. Розанова:

…а ведь по существу-то – Боже! Боже! – в душе моей вечно стоял монастырь.

Неужели же мне нужна была площадь?[1102]

В схожий внутренний конфликт вступает Веничка Ерофеев:

Да брось ты, – отмахнулся я от себя, – разве суета мне твоя нужна? люди разве твои нужны? Ведь вот Искупитель даже, и даже Маме своей родной, и то говорил: «Что мне до тебя?» (125)

И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к нему, звать его.

Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои вне дома, спрашивают Тебя.

И отвечал им: кто Матерь Моя и братья Мои?

И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот Матерь Моя и братья Мои;

Ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и Матерь (Мк. 3: 31–35).

Отречение от всех земных связей во имя Бога – суть этой сцены. Герой принимает сторону Искупителя, но показательно употребление формулы: «что Тебе до…», которой пользуется не только Иисус, но и те, кто его не принимает: «Оставь, что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас» (Лк. 4: 34). Словесная двусмысленность отражает экзистенциальную расколотость мироощущения героя. Этот момент лежит в основе конфликта книги, и невозможность преодолеть его окажется роковой для Венички Ерофеева.

Тема смерти

Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите; можете ли пить чашу, которую Я буду пить?

Мф. 20: 22