Венера без лицензии

– Да. – Главное указание синьора Ламберти, выраженное, быть может, в несколько грубоватой форме: не метать бисер, пусть все идет спокойно, своим чередом; если она категорически откажется отвечать, это может обернуться против нее.

– А какой факультет?

Вошел извращенец со стулом, но Ливия покачала головой: чтобы она безо всего села на что-либо принадлежащее этим типам, – ну нет! Хотя стоять голой под их взглядами тоже не очень-то приятно.

– Историко-философский.

– Преподаете?

– Нет, безработная с дипломом.

– А живете чем?

– Занимаюсь переводами.

– С каких языков?

– Главным образом с английского, но могу еще с немецкого и французского.

– И хорошо платят?

– Не очень.

– На жизнь не хватает?

– Нет. Иначе бы я не была здесь.

Он загадочно улыбнулся.

– Да уж. А ваш отец чем занимается?

Упоминание об отце в этом месте, в данной ситуации, когда она стояла под обстрелом этих взглядов, по счастью, хоть не плотоядных, подействовало на нее, как удар хлыста, но она сдержалась. Они ее подозревают – это ясно, и она должна их убедить в том, что они ошибаются.

– Часовщик, часы ремонтирует, преимущественно старинные, – спокойно отозвалась она.

– Очевидно, ваше образование влетело отцу в порядочную сумму.

– Очевидно.

Человек потрогал мочку правого уха.

– И все же мне непонятно, как девушка вашего, так сказать, круга могла пойти на такое, гм... предприятие. – Он как будто беседовал в светском салоне, а не вел жесткий допрос. – Поясню свою мысль: вы из хорошей семьи, вашему отцу стоило немалых жертв дать вам блестящее образование, у вас высокий культурный уровень, вы знаете три иностранных языка, переводите книги, а это дело нелегкое, мне даже сообщили, что вы прекрасно разбираетесь в шахматах... не странно ли, что такая девушка опускается до того, чтоб шляться ночью по проспекту Буэнос-Айрес?

Все, пора поставить его на место; даже в таком разоблаченном, незащищенном, напряженном положении она сумеет это сделать.

– Вы, должно быть, зациклились на тех прожженных девицах, что стоят, прислонившись к музыкальному автомату, в кожаных куртках и с длинными русалочьими волосами. Такие, по-вашему, могут шляться ночью по проспекту Буэнос-Айрес, а другим это заказано. Но, боюсь, вы несколько отстали от жизни. Еще одна загадочная улыбка.

– Ну да, я, наверно, не дорос до девиц, окончивших историко-философский факультет. Скажу вам откровенно, ученая дама, подрабатывающая на панели, вызывает у меня сомнения.

В подчеркнуто любезном тоне слышалась неприкрытая угроза. Ливия пожала плечами.

– Не знаю, чем вам помочь. Я хотела бы поскорее приступить к съемке, если вы закончили допрос.

– Да-да, конечно, вы правы. Луиджи, включай свои юпитеры и приступай. – Он вновь обернулся к ней: – Синьорина, куда вы положили вашу сумочку?

– А что?

– А то, что свои сомнения я всегда проверяю.

– Так вы еще и обыскивать меня собираетесь?! – взорвалась она, но лишь потому, что такова была мизансцена.

– Вот именно, – ответил он, вставая. – Так где сумочка?

– В ванной – обыскивайте, пожалуйста, можете и деньги забрать. Я должна была предвидеть, что имею дело с преступниками!

– Совершенно справедливо, вы же не в монастырь ехали! Однако, если вы проведете съемку как надо, денег я не возьму. Начинай, Луиджи.

Он прошел в ванную, взял с полочки над раковиной красную полотняную сумку, вытащил деньги, там было ровно пятьдесят тысяч, а еще две тысячные бумажки и штук десять монет по пятьсот лир. Потом, как водится, помада, зеркальце, всего два ключа на брелоке, водительские права, крохотный платочек, чистейший, сложенный треугольником, и, наконец, записная книжка, тоже малюсенькая, как у всех женщин, заполненная аккуратно, микроскопическим, но очень разборчивым почерком. Это была единственная вещь, кожаные уголки потерлись, видимо, книжке уже несколько лет.

Ничего больше. Он просунул голову в дверь ванной и заглянул в комнату, переоборудованную под фотостудию. Ему было видно, как педераст суетится возле «Минокса».

– Повернулись, так, стоп, шесть, повернулись, стоп, семь, повернулись, стоп, восемь...

У него еще есть время, пока они отснимут пятьдесят кадров; он сложил в сумочку все, кроме записной книжки, из кармана вытащил обыкновенные очки в черепаховой оправе – модель для юного любителя джазовой музыки – и принялся изучать телефон. Сперва открывал странички наугад, чтобы составить себе общее представление о круге знакомых этой ученой девицы, затем решил исследовать данные более методично и начал с буквы "А". Ни одно имя ничего ему не говорило; на букве "И" обнаружил три адреса издательств (стало быть, она вправду переводит), а также адрес и телефон Института англо-итальянских культурных связей, на "Н" – неоанархистского общества, и это повергло его в раздумья: мало того что ученая, так еще и анархистка! И, наконец, на букве "Р" обнаружил то, что искал.

Выходит, извращенец был прав: у этих скотов неординарное чутье.

Он вернулся в комнату, снова сел, вполоборота к Ливии. Они дошли до тридцать девятого кадра, оставалась еще дюжина, но он отрывисто бросил Луиджи: