Она не ответила. Она притянула его в свои объятия; они опустились на камень у дороги, над зеленой долиной. Это был затерянный уголок; у его выхода колебалось море.
- Не только эту женщину, Иолла, - тысячи угнетенных рабов хотим мы освободить, мы, молодые. Ты слышала о нашем движении? Конечно, нет; они замалчивают нас. Это не поможет им. Мы решили отдать свою жизнь свободе и праву личности и призываем к борьбе против социализма, насилующего ее. Нас уже двадцать тысяч во всей Италии, Иолла, - все молодежь! Мы издаем газеты и захватываем власть в маленьких городах. В Сало один из учителей был заодно с нами. Мы уверили директора, что хотим пойти к женщинам, в Брешии: он отпустил нас. И мы выступали на площадях, на опрокинутой телеге, и говорили крестьянам и ремесленникам, что жалкая, тесная, далекая от всякой красоты тюрьма социализма должна снова раскрыться. Каждый должен есть свой хлеб и свою соль, а государства это не должно касаться... Быть свободным...
- Значит, быть прекрасным, Нино! Я знаю теперь, как ты сделался таким. Если бы Сан-Бакко дожил до этого!
- Да! Это пробуждение. Мы - современные гарибальдийцы! Только мы знаем, что значит брать приступом и слышать вокруг себя ликующие крики.
- Потому что вы молоды!
- Пока существует государство, оно будет пытаться поработить нас. Мы не хотим его. Свободный народ повинуется себе самому. Законы - я не знаю, необходимы ли они, но они достойны презрения.
Герцогиня изумленно слушала как он повторял ее собственные слова. "Когда я говорила это? О, мне кажется, что лишь вчера".
- Король должен быть для того, чтобы охранять свободу, - заявил Нино.
- Ты анархист! - сказала она и улыбнулась при воспоминании, что и ее называли так.
- Я не боюсь слов! - воскликнул он, вскакивая. И на ходу, размахивая руками, раскрасневшись, со спутавшимися локонами и глубоким трепетом в голосе, он продолжал говорить о своих мечтах.
Она спрашивала себя, восхищенная:
- Что моложе, его энтузиазм или моменты уныния?
Но она думала так же:
- Вся эта молодость - точно большая чайка, сверкающая и дрожащая. Мы сидим на ней; она несет нас, в объятиях друг друга, над морем, зигзагами и без цели. Вдруг бедная птица устает, падает вниз, волны отрывают нас друг от друга: мы спасаемся, если можем, и каждый плывет туда, куда его уносят волны... Только крепкий воздух нашего опьянения делает его сильным, а меня молодой. Что я в действительности была его Венерой, тому уж много времени: это было тогда, когда Якобус хотел написать ее, прежде чем я позволила ему любить себя. Я думаю, Нино еще видит меня такой, какой я была тогда, в парке, когда он читал мне стихи Франчески, а с верхушек кипарисов взлетали голуби. С тех пор я жила... Он сам - ах, в его стройном, гибком, из упорства ставшим прекрасным теле неслышно работает разрушитель. Обреченная на гибель кровь его больной матери струится и в нем, она нашептывает ему сомнения и усталость, и он сам не знает, как они забрались в его легкую юность... О, если бы он никогда не узнал этого! Если бы он вдруг упал - с нашей чайкой глубоко в море, после этого прекрасного часа! Только в это мгновение он прекрасен: мы прекрасны только одно мгновение. И его мгновение принадлежит мне! Быть может, я закрою глаза под дуновением последнего поцелуя, который возьму с его губ.
* * *
- Зачем? - спрашивал Нино. - Зачем нам уходить в горы?
- Я сама не знаю, - объяснила она. - Тебе не кажется, что мы сидим, как две прачки, на розовом листе у воды? Каждое дуновение может унести нас, это опасно.
- Я не нахожу.
- Ты еще не знаешь: кто так счастлив, как мы, должен прятаться...
После полудня они поднялись над белыми лоджиями Аграни и между черными массами скал проникли в зеленую, молчаливую котловину. Наверху, у края горы, в холодном спокойствии высились куполы и башни. Сойдя с проезжей дороги и углубившись в засеянные террасы, они стали подниматься между виноградом и каштанами, вдоль рокочущего ручья, по искрошившимся серым ступенькам, терявшимся во влажной зелени.
- Куда мы идем, Иолла?
В ней все ликовало: "Туда, где я навсегда буду спасена от своего тела и его возраста, где я буду легка и молода, как ты!.." - Она сказала:
- Представь себе, что в конце концов мы попадем в большой город с собором, дворцами, общественными банями, садами, с сарацинским гарнизоном, с патрициями, носилками, шелковыми шлейфами, неграми-рабами, изумрудными верхушками деревьев - в утопающий в зелени большой город на горном хребте. Только эта забытая тропинка ведет к нему!
- А вот показалась и церковь! - вполголоса полуиспуганно воскликнул Нино. - Какой странный, весь в округлостях профиль! Из черного портала, словно белые свечи, одна за другой выходят женщины, странные на вид.
- Ты начинаешь узнавать. Сейчас будут другие развалины.
- Как, развалины?.. Вот мавританская стража. Нас встречают.
Несколько смуглых парней протягивали руки.