Венера (Богини, или Три романа герцогини Асси - 3)

- Пожалуй. Я была бы коронованной куртизанкой. То, чего я не добилась революцией, я получила бы, играя, в спальне.

Она наслаждалась этим представлением, она влюбилась в него. Винон засмеялась. Она небрежно протянула два пальца по направлению к Тронтола: он бросился к ней. В то же время она сказала:

- Герцогиня, мой муж.

И Жан Гиньоль низко поклонился.

* * *

У него было лицо кроткого фавна, с большим мясистым носом, поставленным немного криво. В темно-каштановой бороде поблескивали рыжеватые нити. Светлые брови изумленно изгибались под плоско лежавшими волосами, а солнечные карие глаза смеялись. Его трудно было понять; он казался то застенчивым, то очень самоуверенным, то шутливым, то тоскующим, то наглым, то беспомощным.

- Здесь слишком жарко, - сказала она ему, - пойдемте подышим свежим воздухом.

Они прислонились в соседнем зале к открытому окну и несколько минут стояли молча. Дул северный ветер; сильный порыв его заставил вздрогнуть обоих. Герцогиня обернулась и заметила, что они одни. Жан Гиньоль не отрывал от нее взгляда; его дерзость показалась ей ребяческой.

- Мы можем пойти дальше, - сказала она. - Здесь столько места...

- Все, что вы хотите, герцогиня, - немного хрипло сказал он. - Только не тосковать по вас!

Она смутилась, - так искренно это звучало.

- Разве это так плохо? - почти томно ответила она. Он набросил на нее пуховую накидку и при этом коснулся пальцами ее плеча. Она закуталась в нее, озябшая и возбужденная. Потом бросила взгляд на бальный зал, из которого вырывался свет, точно сияющее фосфорное облако. Со всех сторон манили блуждающие огоньки. Ряд зал, по которым она проходила с поэтом, среди снопов света лежал почти сумрачный от одиночества. Герцогиня чувствовала, как судорога навеянного танцами сладострастия разрешается, уходит от нее, возвращается в тот очаг пламени. Она устала. Ее сердце, раньше бившееся с безумной быстротой, билось теперь очень медленно. В затылке и в темени она ощущала болезненное раздражение тайного возбуждения, подстерегавшего под видимой сонливостью. Ночь будет бессонной, она знала это заранее. И ей хотелось дать успокоить себя. Хотелось любить. Ее томило сладкое желание слышать серьезные, нежные слова, положить руки на склоненные перед ней плечи и позволить обожать себя.

- Разве это так плохо?

И она улыбнулась ему, подняв полные белые плечи.

- Это ужасно, - решительно объявил он, наморщив лоб.

- Но почему? - спросила она, искренне огорченная. - Какой яд я могла бы влить в жилы того, кто полюбил бы меня? Вы думаете, что я зла?

- Напротив, - нехотя сказал он, коротко качнув головой.

- Но я не знаю, кого вы могли бы любить. Ни один человек не в состоянии заставить вас полюбить себя.

- Это совсем не так трудно, - медленно, мечтательно сказала она.

Он становился все сдержаннее.

- Быть может, вы все-таки любите кого-нибудь... кого нет здесь и...

- И?

- И кто вполне понимает вас?

Она очнулась и с улыбкой подумал о Нино. Что понимал Нино? Но он любил ее. Она сказала:

- Я требую только мужества.

И ее улыбка стала совсем загадочной, немного легкомысленной, немного мечтательной: он не мог понять ее. Вдруг он спросил:

- Я вас кажусь очень глупым?

Она звонко рассмеялась.

- Я только всегда удивляюсь, когда тот, кто пишет циничные книги, в жизни оказывается таким невинным.

Его большой нос казался очень пристыженным.

- Только не обижайтесь, вы от этого нисколько не проигрываете. Это даже гораздо оригинальнее. Две молодых княжны чуть не дерутся из-за вас - право, когда я говорила с Лилиан, одно мгновение я видела по глазам Винон, что она не может больше выдержать; затем она занялась маркизом Тронтола. Вы же бродите по залам, немного рассеянный, и наконец развлекаете в углу старую даму.

- И это вы видели? А вы казались такой увлеченной.

- О, быть может, я всегда только кажусь... Но мы говорили о вас. Можно быть откровенной? Когда видишь вас, как-то не верится в вашу жизнь. Вы увезли одну княжну и женились на другой. Кроме того, вы тот человек, который в Европе, где никто больше не читает стихов, произвел стихами такой фурор, как другие...