Венера Челлини

Смирнов ехал на встречу с Евой со смешанным чувством умиления и восторга. Она разбудила его своим звонком, и это было прекрасно, как и все вокруг – умытый ливнем город; большие лужи, в которых отражались деревья; сильный и влажный запах акации; летающий в прозрачном воздухе тополиный пух; шум трамваев; девушки в легких, светлых нарядах, похожие на больших тропических бабочек… Во дворах расцветал жасмин. Славка въехал под арку старого московского дома и остановился у большого куста, осыпанного бутонами и полураспустившимися цветками. Опустив стекло, он сорвал мокрую душистую ветку и поднес к лицу. От сладкой свежести закружилась голова; перед его глазами возникла Ева: заплаканная, смущенная, поправляющая рассыпавшиеся светлые волосы… Он тряхнул головой, отгоняя волнующее видение.

– А вот и я! – сказала Ева, появляясь, как всегда, неожиданно.

Она почти не спала ночью, ее лицо осунулось, на весь ее милый, нежный облик как будто легла серая тень.

– Я так рад вас видеть, – сказал Всеслав, улыбаясь и подавая ей ветку жасмина. – Судя по всему, вы провели ночь, полную раздумий.

Ева кивнула. Ее голубое платье удивительно шло к ней, к ее бледной коже, печальным светлым глазам.

– Я ухожу от Олега, – сказала она. И это прозвучало просто и буднично, как что-то давным-давно решенное. – Даже если Дениса убил не он… Ничего из прошлого уже не имеет значения – ни то, что я узнала о его отце, ни то, что он использовал меня… Наша жизнь была пустой и поверхностной, неестественной, как грим на лице актера. Спектакль окончен, зрители устали, а актеры разошлись по своим уборным, чтобы умыться, переодеться и выйти из темного душного театра на свежий воздух, полный шума и ощущения настоящей жизни, а не притворства. Знаете, как называлась эта дурная пьеса, к тому же и бездарно сыгранная?

Славка покачал головой. Он взял руку Евы и поднес к губам, но она так увлеклась своим рассказом, что не заметила этого.

– «Идеальная семья!» – ответила она сама на свой вопрос, невесело улыбаясь каким-то внутренним мыслям. – Именно так! Не попадайтесь на эту удочку, Всеслав! Наживка заманчива, но это всего лишь угощение, скрывающее острый крючок, за который вас подцепят и выдернут из вашего тихого и привычного мира… чтобы потом поджарить и съесть.

Смирнов не стал ей возражать: он знал, что это пройдет. Грусть, разочарование и боль – все проходит… И только любовь и радость пребудут с нами всегда!

– Мне кажется, что я люблю вас, Ева, – все-таки сказал он, понимая, что выбрал не самое подходящее время для подобного признания.

А, какая разница? Он хотел сказать ей это – и сказал! Славка привык исполнять свои желания, а не откладывать их надолго.

Ева посмотрела на него, не понимая, о чем речь. Он что, шутит? Еще один претендент на роль героя-любовника?! О нет! Она поборола возникшее желание немедленно выскочить из машины, бежать прочь, не разбирая дороги, – лишь бы подальше от всей этой чуждой ей мужской реальности, от их странных, непонятных порывов, за которыми бог весть что скрывается…

– Вы можете не обращать на это никакого внимания, – сказал Смирнов, улавливая ее состояние, как может почувствовать его только очень близкий, родной человек. – Это и не нужно. Я просто хочу, чтобы вы дали мне шанс! Сейчас вам нужна помощь, поддержка кого-то, кому вы сможете довериться. Это необходимо. Я не подведу вас! И вы сами убедитесь в этом. Понимаю, как звучат мои слова после всего, что произошло с вами…

– Хорошо! – перебила его Ева. – Я рискну… Тем более что и терять мне теперь уже совсем нечего.

– Вы удивительная женщина, Ева! – сказал Всеслав. – Честно говоря, я не ожидал, что вы согласитесь…

– Я и не соглашаюсь. Я просто плыву по течению. Иногда это не самое плохое, что можно придумать.

– Наверное…

– Я принесла вам кое-что, – Ева вытащила из пакета несколько журналов, прекрасно изданных, почти новых. – Вот! Смотрите… Помните, о чем мы говорили?

Всеслав кивнул, беря журналы, в каждом из которых торчала закладка, и открыл один. Отличная бумага, профессионально сделанные фотографии… Он долго рассматривал их, думая о чем-то, вспоминая, прикидывая, что к чему.

Ева сидела рядом, молчала. В салоне стоял тонкий, сладкий запах жасмина…

– Позвольте еще раз выразить вам свое восхищение, Ева! – сказал наконец Смирнов. – Думаю, вы совершенно правы. Без сомнений! Как вы догадались?

Она достала из пакета альбом Врубеля, в котором тоже лежала закладка.

– Смотрите!

…По сказочному синему морю плыла, выглядывая из роскошного, белоснежно-жемчужного кокона, Царевна Лебедь, придерживая бледной рукой прозрачное покрывало. На тонком пальце блестел драгоценный перстень; переливались, мерцая, камни в короне; парили в воздухе сияющие крылья; горел багровый закат… Красавица обернулась, разглядывая Славку огромными, словно размытыми глазами, в глубине которых притаился лихорадочный, безумный огонь…

По спине Смирнова побежали мурашки. Ему показалось, что взгляд Царевны вошел ему прямо в сердце, обдав трепетной, горячей волной…