Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга

Тихий гул двух машинных залов перерос в пронзительный визг. Анубис страдальчески взвыл, сова, ухая, принялась летать кругами. Саймон сунул в уши затычки, но те были бессильны спасти его от жуткого воя. Не смог он отключить и совесть. Где-то в одной из Вселенных пяти измерений живое существо терпело адовы муки, чтобы он мог спасти свою шкуру.

Через десять минут истошные вопли внезапно смолкли. Вот только Саймону не стало от этого легче. Это лишь означало, что звезда умерла, лишившись своего огня, лишившись, по сути, каждого атома своего тела. Он замер в ожидании. Вскоре крики возобновились. Привод отыскал очередную жертву, звезду, которая всего минуту назад мирно и счастливо паслась на космических лугах.

Вскоре два корабля уже находились на одной и той же плоскости. Но теперь корабль Хунхоров шел где-то позади «Хуанхэ». Из-за черноты, что тянулась следом за ним, Саймон не мог видеть его на заднем экране. Где-то в этом конусе был и корабль Хунхоров. Или все-таки не был? Чисто теоретически, ничто не могло существовать в непосредственной близости от корабля, движущегося со скоростью 69Х. Но одно космическое судно могло идти вслед за другим. Правда, преследователя в это время не существовало. Тогда где же он был? В шестом измерении, утверждали теоретики. Но тогда все, что шло в кильватере преследователя, должно было существовать в седьмом измерении, а любое судно в его кильватере – в восьмом, и так далее.

Большинство теоретиков это объяснение вполне устраивало. Количество измерений было бесконечным, как был бесконечным и числовой ряд. Однако гениальный индийский математик, доктор Утапал, заявил, что предел все-таки существует. При помощи уравнения, столь непонятного, что оно осталось недоказанным, Утапал продемонстрировал, что верхним пределом является девятое измерение. (Что было нижним пределом, никто не знал.) Когда к процессии присоединялся четвертый корабль, возникал эффект транспонирования, в результате чего третий корабль внезапно оказывался перед первым. В научных журналах это получило название «Неизбежный Сдвиг трансизмерений», но в частных разговорах именовалось гипотезой: «Ты схватил меня за яйца – я хватаюсь за твои».

Внезапно взвыла сирена контрольной панели, и на экране замелькали красные сигнальные огни. Саймон встревожился еще больше. Прямо перед его кораблем маячил космический буджум.

Буджум был схлопнувшейся звездой, чья гравитационная воронка всасывала любой приближающийся к нему объект. Фактически гравитация там была столь велика, что с ее поверхности не мог вырваться даже свет. Однако приборы корабля могли обнаружить возмущения, привносимые им в локальную пространственно-временную структуру.

Буджумы были чем-то вроде люков в канализационной системе трансизмерений. Или прорезью в колесе многомерной рулетки. Все буджумы в этой Вселенной были входами в другие миры, и если корабль затягивало в один из них, он мог навсегда затеряться в лабиринте бесчисленных связей. Или же, если его экипажу везло, то судно могло выбросить назад в эту Вселенную.

Корабль Хунхоров стремительно сокращал расстояние. Медленному грузовому кораблю было трудно уйти от него далеко вперед. Единственным спасением Саймона, нравилось ему это или нет, было добровольно нырнуть в буджум. Он сомневался, что капитан корабля Хунхоров рискнет последовать за ним.

Еще миг, и он нырнул в полную черноту. Никаких звуков не было. Все вокруг как будто замерло. Спустя долгие часы, которые наверняка длились всего несколько минут, – если бы в этом месте существовало время, – ему показалось, что он тает. Пальцы рук и ног удлинялись и одновременно утрачивали былую форму. Его голова свешивалась на одну сторону, поскольку шея вытянулась куда-то далеко-далеко. Она свалилась на бок и продолжала падение. Она пролетела мимо его тела, затем мимо пола и, наконец, провалилась в бездонный космос. Саймон попытался было поднять руку, чтобы схватить ее на лету, но его рука не смогла ничего нащупать на протяжении бесконечных миль.

Кишки изящно выплыли из его тела, и спустя какое-то время обвились вокруг его головы, которая все еще продолжала падать. Вкус у них был говенный. Анус подпрыгивал на кончике его носа. Печень вклинилась между головой и ухом. Он не знал, какое это ухо, потому что понятия не имел, какая сторона правая, а какая левая, где верх, а где вниз, что находится внутри, а что снаружи.