Мама нашла меня на полу со скомканными листами в руках, ловящую ртом воздух в промежутках между надрывными всхлипами. Ей пришлось позвонить Вардану, потому что я никак не поддавалась и уже практически теряла сознание от таких потуг. Я среди нас всех оказалась самой слабой и не смогла достойно принять тот факт, что мой отец болен.
Я не ходила в школу, отказывалась нормально есть и сняла с себя социальную функцию — не общалась ни с кем, кто приходил нас проведать. Меня не покидало чувство, будто все жалеют мою семью. Они уже знают, что произошло. А как же иначе, если до того, как папу поместили в больницу, он успел своим поведением посеять сомнение у окружающих в своей адекватности? Друзья, знакомые, а чаще всего — безобидные продавцы в магазинах или других местах становились жертвами его нападок. Он накидывался на них, неся какой — то непостижимый бред, источник которого никто не мог понять. Иногда в разговоре с родственниками папа озвучивал такие небылицы и настолько искаженные факты из прошлого, что каждый присутствующий молча смотрел на него, не зная, что ответить. А теперь, когда стало известно, что он болен, всем вполне ясно, почему их любимый дядя, брат, друг вел себя так неестественно.
Мой отец — шизофреник.
Сначала я задавала банальный вопрос в пустоту: почему мы? Затем я обращалась куда — то наверх: за что ему это? Ведь он так добр, всегда помогал окружающим, так любил эту жизнь, был энергичным и оптимистичным. Ну а когда стадия мучительного самобичевания немного прошла, я стала изучать литературу касаемо этого недуга. Разобраться в медицинских терминах несколько сложно, когда ты далек от этой сферы. Но я четко уяснила для себя, что теперь главное — течение болезни и её развитие. Нам придется поддерживать его на препаратах, а несколько раз в год его будут госпитализировать для целого курса, который при идеальном исходе спасёт от обострений.
Когда отец вернулся домой…нет, не так — когда его вернули домой, в сознании возникло чудовищное сравнение — овощ. Неделями он просто спал, ел и принимал лекарства. Его присутствие в доме никак не ощущалось. Мама запретила лезть к нему, пока этот «реабилитационный» период не подойдёт к концу. И это было ужасно. У тебя есть отец, но его как бы и нет. Ты была любимицей, папиной дочкой, а теперь за стенкой будто поселился незнакомец.
И я ненавидела себя за эти мысли. За эгоизм, за желание вернуть прежнего отца и неспособность принять его таким теперь…
18
На улице смеркалось, когда я поднялась к себе в палату, желая стряхнуть бремя мыслей и забыться сном. Эта долгодневная борьба внутри отнимала очень много сил наряду с общим упадком самого организма. Мои соседки уткнулись в свои телефоны, — на этот раз все, как ни странно, были практически ровесницами, но отсутствие возрастного барьера не способствовало общению, у каждой были свои интересы, которые не пересекались с чьими — то еще.
Честно сказать, я тоже не стала вникать, с кем нахожусь в комнате вот уже четвертый день. Дело не в том, что я была асоциальна или пыталась следовать их примеру. В моей голове крутилось слишком много противоречащих друг другу вопросов и ответов, они не давали мне покоя, поэтому, даже говорить с сидящими рядом не было и малейшего желания.
В прошлый раз было легче. Окружение из взрослых женщин относилось ко мне как к дочери, вспомнить хотя бы Марину с её душераздирающей историей и добрыми советами, которые на миг всколыхнули мою душу. Но тогда я всё еще верила, что ненавижу Феликса. И не отступала от решения винить его во всех своих бедах.
Все изменилось. Теперь я осознала, насколько сильно обманывала себя, тщилась найти эпицентр боли, его причину, где — то за рамками собственной личности. Я теряюсь перед своим будущим, страшусь выбора, который должна сделать…
— Посмотри на меня, — Роза достаточно крепко обхватила своей миниатюрной ладошкой мой подбородок, заставляя взглянуть ей в глаза. — Он тебе не враг, Венера. Его глаза горят желанием быть рядом, а ты уже давно простила. Прими этот факт окончательно.
Утреннее солнце играло в её черных локонах, создавая некий нимб. Подруга навещала меня каждый день, но сегодня приехала почему — то утром. Теперь понимаю, что она хотела до начала процедур, которые отнимали энергию к вечеру, очередной раз надавить на меня.
— Венера, я умоляю тебя. Я больше не хочу видеть ни тебя в таком состоянии, ни Феликса в бешенстве от бессилия.
Я продолжала молчать, мягко высвободившись от её хватки и немного подавшись назад. Через несколько минут Роза устало вздохнула, понимая, что от меня не добьется внятных ответов. Затем встала, поцеловала меня и ушла, оставив в ворохе сомнений, приправленных ароматом её сладкого парфюма.
И весь мой день отяготился чувством вины перед ней и всеми остальными.
Я вновь обвела глазами своих соседок, затем отвернулась к стене и закрыла глаза. На сегодня хватит терзаний.