Венера плюс икс (Venus Plus X)

— Вопрос стоит так: в каком возрасте они могут начинать? Ответ: когда они достаточно взрослые для этого. Что касается сексуальных экспериментов, то зачем экспериментировать с тем, что почти так же привычно, как поцелуй на улице при встрече?

Чарли крепко сжал губы. Пусть так, но все же это не входило ни в какие привычные для него рамки. Почти жалобно, он, наконец, выдавил из себя:

— А как же с нежеланными детьми?

Филос остановился как вкопанный и повернулся к Чарли — по его лицу прошла целая гамма выражений: шок, изумление, неверие. (Ты шутишь? Ты действительно так думаешь?). Затем Филос стал извиняться:

— Прости, Чарли. Не думал, что ты можешь поразить меня, но ты этого добился. Я был уверен, что после многих лет исследований уже достаточно закален. Никак не ожидал, что буду стоять здесь, в центре Лидома, и раздумывать над понятием «нежеланные дети».

— Извини, Филос. Я никого не хотел шокировать.

— Извини меня. Извини за мое удивление и за то, что дал тебе это увидеть.

Тут они подошли к саду и услышали, как их окликает Гросид. Филос спросил:

— Хочешь пить?

Они направились к белому домику. Было бы, наверное, неплохо некоторое время отдохнуть друг от друга. Чарли захотелось еще раз посмотреть на терракотовую статую.

Герб стоит в залитой лунным светом комнате, глядя на спящую дочь. Он поднялся с кровати и пришел сюда, потому что, как уже не раз бывало, здесь он отрешался от своих забот, неприятностей и находил успокоение. Согласитесь, трудно сохранять в душе беспокойство и озлобление, когда вы, затаив дыхание, наклоняетесь, чтобы при лунном свете рассмотреть, спит ли ваш ребенок.

Его беспокойство началось три дня назад, когда сосед Смит, будучи в расстроенных чувствах, бросил это замечание через общий забор их участков земли. В первый момент Герб воспринял его как замечание дурного толка: он говорил о политике, а Смит свел все к совершенно иному. Позднее же, Герб обнаружил, что замечание не забылось. Видимо, Смитти носил в себе какую-то горечь и умудрился посеять ее и в душе Герба.

И горечь осталась, ее теперь нельзя вытравить.

Люди рождаются из самого грязного женского органа.

Герб понимает, что замечание Смита вызвано его проблемами, его собственным опытом, и он, Герб, не имеет к этому никакого отношения. Его же, Герба, беспокоит более глобальный вопрос: что же такое произошло с человечеством за всю историю его существования, что пусть даже один из его представителей начинает говорить такие грязные вещи? А может, это нечто большее, чем просто непристойная шутка? Может, это правда или почти правда? Может, именно это имеется в виду под первородным грехом? Мужчины испытывают отвращение к женщинам, и поэтому многие из них относятся к женщинам с презрением. Может, именно поэтому Дон Жуан и Лотарио, несмотря на свою жажду обладания женщинами, стремятся наказать как можно больше женщин? А что если мужчина подобен нормальному ребенку по Фреду, который уже прожил фазу ориентации на мать и вступил в фазу, когда он начинает ненавидеть свою мать? Когда мужчины начали презирать женственность, когда они объявили менструации нечистыми? До сих пор в некоторых святилищах практикуется ритуал, известный под названием «очищение женщин» — древняя церемония очищения после родов.

Герб, конечно, не может согласиться с этим. Он любит свою Жанетт потому, что она — женщина. Он просто любит ее и все.

Карин счастливо вздыхает во сне. Гнев, ужас и ярость его мыслей исчезают, Герб улыбается над своим ребенком, его душа стремится к нему.

Никто, думает он, никто никогда не писал об отцовской любви. Считается, что материнская любовь — волшебное выражение божьего промысла, а может, это продукт деятельности каких-нибудь желез? Кто как считает. Но отцовская любовь… очень интересная штука эта отцовская любовь. Тихий и законопослушный мужчина впадает в необузданную ярость, когда кто-то «обижает его ребенка». Герб знает по собственному опыту, что с течением времени отцовская любовь начинает распространяться и на других детей: вы понемногу начинаете испытывать добрые чувства по отношению ко всем малышам. Откуда это идет? Ребенок никогда не лежал в его утробе, не питался его соками. Материнская любовь ясна, понятна; ребенок — это продолжение плоти и крови матери. Но отец? Ведь он почти никогда даже не помнит спазматическую дрожь, длящуюся две-три секунды, с которой все и начинается?

Почему же никому не пришло в голову заявить, что человечество потому заполонили сукины сыны, что они вышли из самого грязного органа мужчины? Никому и никогда?