Венера Прайм

Где же их большие корабли? Почему мириады существ естественных миров не пришли тысячами и миллионами, чтобы занять подготовленные для них пространства? Ибо мир был приведен в порядок для них, когда стало ясно, что великая работа потерпела неудачу, что естественные миры должны потерпеть неудачу. Правда второе посещение утверждало, что еще есть надежда, что все еще будет хорошо, что они придут, развив в себе способность к абстрактному мышлению, не только к созданию машин, но и к творчеству, к рассказыванию историй, без чего было бы немыслимо вести их вперед… но момент настал. Мир проснулся и скоро придет в движение. Если это все, что нужно, то так оно и должно быть.

В воде неподалеку Тхоувинтха попробовал одну из них, ту, что приходила чаще всего. По биению трех сердец, по метке времени Тхоувинтха понял, что пришло время обменяться историями.

Проведя долгие часы в одиночестве в искрящейся жизнью темноте, Спарта начала глубже понимать то место, которое «Знание» играло в мифах и легендах бронзового века. От «Знания» произошло много современных религий. Теперь стало понятно, почему многие исторические герои провели так много времени под водой, почему Книга Бытия описывала небо и землю в начале как «бесформенные и пустые; и тьма была на лице бездны», и почему «Дух Божий двигался по лицу вод».

Спарта мерцала белым светом в коридорах храма искусства, где стены светились самым теплым светом, а туманности сияющей жизни роились наиболее густо. Она вплыла во внутреннюю комнату. «Посол» покоился на своем пьедестале, не меняясь, не давая никакого видимого намека на жизнь, не говоря уже о пробуждении сознания. Но по вкусу воды она поняла, что это не так. Кислоты, которые омывали его клетки в стазисе, вытекали из его системы.

Она парила перед «Послом» в воде, ее короткие прямые волосы, лишенные цвета, мягко покачивались в колеблющемся потоке, ее жабры открывались и закрывались так же грациозно, как колыхание водорослей в медленном морском приливе.

— Вы проснулись? — Она выдувала воздух, позаимствованный из жабр, накопленный в легких, через рот и нос и издавала щелчки глубоко в горле, говоря на языке, известном тем, кто реконструировал его как язык культуры Х.

Одинокий щелчок эхом отозвался в воде вокруг нее:

— Да.

— Как вас зовут?

— Мы — живой мир.

— Как вы хотите, чтобы к вам обращались?

В ответ раздались глухие удары, словно под водой ударили в деревянные гонги:

— В этом теле форма обращения — Тхоувинтха.

— Ты — Тауинтха? — Объем тела Спарты был в четыре раза меньше, чем у «Посла» — как она ни старалась, ей не удавалось точно воспроизвести звучание имени.

— Вы можете называть нас Товинта. Мы не называли бы себя так, но мы понимаем, что у вас другое впечатление… другое строение. Как вас зовут?

— Мы, все представители моего вида, — называем себя людьми. В этом теле большинство тех, кто меня знает, называют меня Эллен Трой. Другие зовут меня Линда Надь. Я называю себя Спартой.

— Мы будем называть вас обозначенным.

— Почему вы меня так называете?

— Вы похожи на других людей, которые пришли сюда, и на тех, кого мы наблюдали раньше, но также отличаетесь. Вы научились делать себя более похожими на нас. Вы могли обучиться этому только у обозначенных: поэтому будем называть вас обозначенным.

— Пожалуйста, объясните подробнее. — Спарта издала нетерпеливую череду щелчков и шипений. — Я хочу знать ваше впечатление.

— Мы расскажем друг другу много историй. Мы расскажем вам как можно больше о том, что произошло до нашего последнего визита. Вы расскажете нам обо всем, что произошло с тех пор.

С каждой фразой вода текла в мантию посла и вытекала из нее; жизнь струилась по его телу.

— Позже будет больше времени. Но сейчас у нас мало времени. А где остальные?

— Они находятся на нашем корабле в ближайшем космосе.

— Значит, вы хотите, чтобы их уничтожили. — Бесстрастное «лицо» посла не выражало ни малейшего намека на одобрение или неодобрение, когда «Посол» незаметно выплыл из сверкающего пьедестала и гнезда извивающихся микротрубочек, прикреплявших его к кораблю. — вы хотите пойти с нами один.

— Нет! — Гулкий щелчок. — Они не должны пострадать.

— Все должны прийти сюда. У нас мало времени. Очень скоро времени не останется.

— Я скажу им, если вы расскажете мне, как это сделать.

— Пойдем, и я расскажу вам, как.

Первой вошла в открытый отсек «Вентриса» Марианна, за ней Блейк. После того как отсек был закрыт, она стянула с головы шлем и направилась по коридору к переполненной кают-компании.

Марианна прибыла с огнем в сердце и огнем в глазах, и ей нужен был только окровавленный топор, чтобы соответствовать роли Клитемнестры. Однако ее первые слова были обращены не к Форстеру, который выжидающе стоял перед ней, а к Биллу Хокинсу.

— Ты мог бы остановить их, — сердито сказала она. — Или, по крайней мере, опытаться. Ты что, хотел, чтобы он умер.

Он посмотрел в эти огненные глаза.

— Нет, Марианна, не хотел. И он этого не хотел.