Жизнь течёт своим чередом, бьёт ключом, так сказать, иногда больно. Уже три месяца прошло с тех пор, как я впервые попробовала кровь. Ни сладкого мне не хотелось за это время, ни кислого, ни экзотических фруктов, ни мела, я сходила с ума от солёного металлического вкуса с нотками томата. Так сказать, жить не могла без красненького положительного. Каждый вечер приходил упадок сил, меня ломало, как наркоманку, как вампира, я ощущала тошноту и чувство голода. В таком состоянии меня обнаружила моя дочь однажды, когда пришла меня проведать. Я не отвечала на звонки. Ника была в шоке, когда увидела моё состояние. Она, конечно, знала, что я беременна, она бывала у меня раньше, когда я выглядела бодрее. Меня выручали время от времени Аня с Региной, привозили мне "питание", даже шли на то, чтобы кормить меня своей кровью через надрез в плече. А тут Ника. У неё, кстати, тоже третья группа крови. Она ругалась, что я ей не сказала, что больна, ругалась за Макса, что не кормлю и не гуляю с ним, за квартиру, запущенную и загаженную. Я, воодушевившись её появлением и жалобой, что ничего ей не рассказываю, поделилась своим недугом. Конечно, не все ей выложила, а самое необходимое. Мне срочно нужно было подкрепиться, а это просто идеальная возможность. В голову пришла история, о которой мне когда-то рассказал Максим, о болезни малокровии, резвившейся в связи с беременностью. Когда я сказала, что умру, если она мне не поможет, Ника расплакалась. Она была шокирована известием. Поговорив по телефону с Аней, чтобы убедиться в том, что я не обезумела, Ника согласилась быть моим донором. Я профессионально стиральным ножичком сделала крестообразный надрез на плече. Ника охнула и съежилась. Хлынула заветная красная жидкость. Я припала губами к ранке и, не спеша, стала втягивать свой энергетик. Главное, не переборщить. Когда почувствовала, что Нику шатает, отстранилась. Ранку я потеряла спиртом и заклеила пластырем. Ещё один день жизни.
Так летели мои дни. Меня посещали мои благодетели. Благодаря ним я жила.
На улице зима. Я уже месяц нахожусь в декретном отпуске. О Максиме я больше ничего не узнавала. Он был прав, ни к чему хорошему наша любовь не привела и не приведёт. Я гуляю с собакой, часто это делаю в последнее время. Обожаю своего Максика. Что бы я делала дома долгими вечерами, если бы не он. Квартиру я прибрала, ждала результатов анализов, но они ничего не прояснили. Ребёнок по-прежнему причинял мне боль, когда был голоден. Он словно когтями впивался в мои внутренности. Я надеялась на хороший исход, но не исключала и летальный. С малышом я разговаривала, гладила живот, все-таки в нем есть и моя частичка. Думала, что будет, если рожу этого мутанта, прекрасного убийцу, как пророчил Максим. А может, это будет обычный ребёнок, мальчик или девочка. Я хотела скорее родить его, наверное, потому что боялась родов, или потому что хотела поскорее увидеть свое прекрасное дитя.
Ночью у меня крутил живот. Ничего необычного, я привыкла к ощущениям, что мне хотят сломать ребра, что меня кусают изнутри, карябают. Но этой ночью это не прекращалось до пяти утра. Я выла от боли во сне, поглаживала живот, даже попила крови из пакета, оставленного Аней – ничего не помогало. До родов ещё месяц, рано тревожиться. Под утро я уснула. В девять зазвонил телефон, я вскочила брать трубку. Как только дошла до телефона, полилось. Я залила комнату кровью. Из меня её вылилось литров пять. Какое счастье, что до трубки я успела добраться. Звонила Аня.
– Ань, началось, Аня, – стиснув зубы от боли и страха проговорила я.
– Что? Роды? – перепугалась сестра.
– Да, я истекаю кровью. Ужас. Больно.
– Мы едем к тебе, Даш, держись. Дыши глубоко, постарайся успокоиться.
– Быстрей, Ань.
Не думала я, что сегодня решится моя судьба. Я была не готова. Боже, как страшно, я рожаю монстра. Мой живот стал меньше, по ногам струилась кровь. Макс беспокойно, лаял, видя, что хозяйка встревожена. Боль отпускала ненадолго, а потом вновь накрывала. Живот дергался и не хотел дожидаться подмоги. Ребёнок рвался в мир и рвал все вокруг себя. Боль была такая, что я вгрызалась в белую, испачканную кровью, простыню. Чтобы соседи не вызвали полицию, я кричала в подушку. У Ани были ключи, я дала их ей на всякий случай, поэтому она даже не стучала, а открыла дверь сама. Предстала картина не для слабонервных, будто меня порезали ножом. Пол, постель окрашены в красно-бурый цвет, и я, вся крови, корчусь от боли на бело-красных простынях. Помню, приближающиеся силуэты в прихожей, знакомые беспокойные голоса. Я доверилась этим людям, закрыла глаза. Боли больше нет, я ушла в себя.
Глава 17
Меня привёл в чувства детский плач, звонкий, продолжительный и голоса Ани и Регины. Я попыталась открыть глаза, найти источник звука, но не смогла сфокусироваться. Всё перед глазами плыло и кружилось. Я шептала, что-то невнятное. Сначала шептала, потом голос прорезался. Я услышала в ответ голос Ани:
– Не дергай рукой, собьешь капельницу.