Венерианка

Я вспомнила, что я же его и просила об этом. Я заслуживаю ругательств в сотни раз хуже. Я сама стала источником бедствий для тысяч людей. Я – крупный наркодилер, хотя когда-то учила Костю не угонять машины. Я оправдываю себя тем, что Тимур – бандит, а не Лиля. Лиля бы никогда не стала участвовать в чем-то подобном. Но я живу сейчас его жизнью. Все усугубилось на моих глазах. Я приспособилась, не смогла бы ничего уже изменить, и я начала входить во вкус. Эта жизнь красива и опасна. У нее один итог – смерть, скорее рано, чем поздно.

– Если бы кто-то взял такое обещание и с меня, – выходя, сказала я.

Это грустно, но правильно. Пусть Костя живет, как захочет, и надеюсь, разберется, наконец, с Мариной, в своей жизни. Я хорошо отношусь к Косте. Мне хочется, чтобы он был счастлив. Я не прощу себя, если с ним что-то случится. Черт! Я уже не Лиля, а он – не ребенок, пусть сам разбирается! У меня и без него полно забот. Что за непонятное желание устраивать чужие жизни, надо бы своей заняться, – размышляла я и старалась переключиться на разговор по телефону, но раздирало любопытство, как закончилось их свидание. Было или все-таки, нет? Какая мне разница? Не хочу знать. Нет, пока не сотру запись, не успокоюсь.

Глава 26

Я, в сером пальто, серой кожаной кепке, в серый день, стою возле своего дома. Дома, где когда-то жила девушка, ошибка природы – Лиля. Стою, и не решаюсь подняться. Я видела недавно отца. Он прошел мимо, отпихнув меня в сторону. Я глядела ему в след лицом, переполненным эмоций. Я хотела его окликнуть, хотела спросить, как дела, как мама. У меня было много желаний, но я лишь сжала кулаки от боли в груди. В моей жизни тоже настали серые дни. Я опустела, потерялась. Сегодня, я, как никогда хочу любви и тепла. Нет, не многочисленных подруг, не лживые слова – надоели. Красота не манит меня больше. Я перестала чувствовать. Общество многочисленных друзей, тоже лживых, осточертело. Мне надоело выть вместе с ними по-волчьи. Хоть я и похожа на волка, но не желаю больше возглавлять стаю. Я мчусь к обрыву и веду за собой миллионы жизней. Мы обречены.

На улице ветрено и сыро. Осень есть осень. Листья отхрустели. Саранск облачился в серый грязный цвет уныния. Хотя дважды уже выпадал снег, но он, как правило, только прибавил грязи. Хочется уже морозов, смены настроения, каких-то изменений.

Я побрела обратно, не найдя в себе силы встретиться с родителями лицом к лицу. У меня много денег, связей, недурная внешность, крутая машина, но все это уже не радует меня. Я хочу спокойствия. Это чувство пропало вместе с Костей. Три месяца его не видно, и я не нахожу себе места. Может, он уехал? Знаю, знаю, так будет лучше. Мне просто грустно.

Марину я поместила в больницу, в наш районный наркологический диспансер. Пришлось приложить массу усилий и потратить много нервов. Она категорически не желала признавать, что она наркозависимая, и лечиться. Я заставила ее силой, слушая ее истеричную исповедь. Она раскрыла мне все тайны: о том, что ненавидит меня, о том, что обманывала и изменяла мне на каждом шагу, о том, что собирается покончить собой. Несмотря ни на что, она сейчас находится на лечении. Это мой долг. Не знаю, поможет ли ей лечение? Сделает ли она какие-нибудь выводы? Но сейчас, ей предстоит нелегкий путь возвращения в нормальный образ жизни. Будет очень сложно, но я, конечно, буду рядом.

Я еду к Марининому дому. Ее мать приготовила необходимые вещи, чтобы я отвезла их ее дочери. У нее, у бедной, уже нет сил, терпеть ее выходки. Я заехала в проулок, осветив фарами подъезд. На лавке сидел парень. Присмотревшись, я поняла, что это Костя. Внутри все зашевелилось. На лице засияла довольная улыбка. «Какого черта он тут делает?» – ругнулась довольно я и выскочила из машины.

– Ну, ты и упертый, парень, – не скрывала я радостной улыбки.

– Нет, я не к Марине, – оправдался он. – Ее мать сказала, что ты сейчас подойдешь.

– Но ведь ты Марину спрашивал? – не верила я. – Не меня же.

– Тебя, – не моргая, смотрел Костя. – Я пришел вернуть долги.

– Мне? – удивилась я. – Ты мне ничего не должен. – Костя пошарил в своем пакете и вынул две бутылки пива.

– Во-первых, я угощаю тебя, – протянул он мне бутылочку и предложил присесть на лавку. – Я смотрю, ты на машине, но можешь ее оставить сегодня, потому что я пришел проститься. Уезжаю завтра, – признался Костя, что меня огорчило. – Во-вторых, прошу прощения за то, что врезал тебе тогда, много чего сказал. Был не прав, в общем, – сделал паузу, отпил большой глоток. Ему явно тяжело было говорить. – Реально, тогда, я был готов разорвать тебя голыми руками. Я был одержим только ей, – развел он руками. – Я думал, что мы с ней все-таки будем вместе. Слепо верил, что она смысл моей жизни, – он растерянно качал головой и пил. – Ты полностью был прав.

– Я рад, что ты разобрался.

Мне не давала покоя мысль, что он куда-то уезжает.

– Что ты будешь делать дальше? – спросил он. – Как ты терпишь все это? – В его голосе чувствовалась жалость, я ухмыльнулась. – Ты ее любишь, – подытожил Костя.