Венерианский цикл

И тогда я увидел его. Он вышел из-за ствола большого дерева и, глядя на нас, ворча, оскалил клыки. Это был человек, передвигавшийся на четвереньках, как зверь. Его ноги были короткими, и он ходил словно на цыпочках. От пяток к коленям шли сухожилия, как у животных. Руки выглядели более человеческими, и он опирался на ладони. Плоский нос, широкий рот, тяжелые, выдвинутые вперед челюсти с могучими зубами дополняли его облик.

Да еще глаза — маленькие, очень близко посаженные друг к другу и чрезвычайно свирепые. Белая кожа не имела волос, которые росли только на голове и на лице.

— Ты не знаешь, кто они такие? — спросил я у Налте.

— Я слышала о них в Анду. Никто, правда, не верил, что они существуют. Это занганы. По рассказам, они ужасно свирепы. Охотятся стаями и пожирают людей и животных без разбора.

«Занган» означает «человек-зверь», и никакое выражение не могло описать точнее то существо, которое разглядывало нас с другого берега маленького ручья. Все новые и новые занганы появлялись из-за кустов и стволов деревьев.

— Нам лучше поохотиться еще где-нибудь, — пробормотал я, пытаясь пошутить.

— Давай вернемся в лодку, — предложила Налте. Мы уже немного отошли от места, где я причалил судно.

Повернувшись, я увидел, что несколько занганов вошли в ручей и приближались к лодке. Они были гораздо ближе к ней, чем мы, и добрались бы до нее прежде, чем я смог отвязать лодку и оттащить ее на глубину.

— Слишком поздно! — крикнула Налте.

— Давай медленно отходить к той маленькой горке. Возможно, я смогу удержать их.

Мы медленно отступали, следя за занганами, пока они перебирались через ручей на нашу сторону. Выйдя на берег, они отряхнулись, как собаки, и стали подкрадываться к нам, вытянув шеи и шевеля губами.

Порой они рычали и кусали друг друга, обнаруживая нрав, более злобный, чем у других зверей. В любой момент я ожидал атаки, понимая, что когда она начнется, наши с Налте неприятности закончатся навсегда. Нет никаких шансов спастись от свирепой стаи.

Нападавших было около двух десятков, в основном самцы. Но среди них я заметил пару самок и двух или трех детенышей. На спине одной из самок сидел малыш, крепко обнимавший шею матери.

Хотя существа наводили на нас леденящий ужас своим видом, они так осторожно следовали за нами, словно немного побаивались. Но расстояние неуклонно сокращалось.

Наконец мы добрались до маленького холма, к которому отступали. Они находились ярдах в пятидесяти от нас. Когда мы начали подниматься на холм, вперед выскочил крупный самец и издал низкий, раскатистый рев, как будто понял, что мы пытаемся спастись, а он должен предотвратить это.

Я остановился и повернулся к нему, натягивая тетиву лука. Оттянув ее до предела, пустил стрелу. С легким шорохом она сорвалась с тетивы и через мгновенье вонзилась ему точно в грудь. Он замер, взревел и вцепился в оперенное древко, торчащее из тела. Затем сделал несколько шагов, зашатался и рухнул на траву, судорожно задергался и затих.

Остальные остановились, наблюдая за агонией. Внезапно молодой самец подбежал и стал яростно колотить его по голове и шее. Отскочив, он поднял голову и издал ужасающий рев. Я решил, что это вызов, так он грозно глядел на других членов стаи. Скорее всего он заявил права на роль вожака после павшего от моей руки.

Никто не был готов оспаривать его власть, и тогда он обратил внимание на нас. Он не стал прямо приближаться к нам, но отошел в сторону. Затем повернулся и заворчал на своих товарищей. Стало очевидным, что он отдавал им приказ, потому что они немедленно стали расходиться, окружая нас.

Не медля, я выпустил еще одну стрелу, теперь в нового вожака. Она вошла ему в бок прямо над бедром и вызвала такую симфонию боли и ярости, какой, я надеюсь, мне никогда не придется слышать снова — по крайней мере, не в таких обстоятельствах.

Молниеносно протянув руку, человек-зверь вцепился в древко и вырвал стрелу из тела, нанося себе гораздо более серьезную рану, чем та, что сделал мой выстрел. Теперь вопли и рев буквально сотрясали окрестности.

Другие остановились, внимательно глядя на него, и я увидел, что большой самец тихо подкрался к раненому вожаку. Последний заметил его и набросился на смельчака, скаля клыки и испуская свирепое рычание. Честолюбивый самец, очевидно, поняв, что претензии преждевременны, повернулся и убежал. Новый вожак дал ему уйти и снова повернулся к нам.

К этому времени мы были на три четверти окружены. На нас надвигалось двадцать свирепых зверей, а у меня оставалось меньше дюжины стрел.

Налте взяла меня за руку.

— Прощай, Карсон, — промолвила она, — теперь уже точно пришла последняя секунда.

Я покачал головой.

— Постараюсь оттянуть приход той секунды, что принесет нам смерть. До тех пор не хочу знать ни о какой последней секунде. А потом думать будет некогда.

— Я восхищаюсь если не твоим разумом, то твоей храбростью, — произнесла Налте, и тень улыбки пробежала по ее губам — Но смерть по крайней мере будет быстрая — видел, как тот тип терзал вожака, подстреленного тобой? Такой конец лучше, чем от руки Скора.