Венерин башмачок

Он смотрел на нее и переваривал предложение. Инну Викторовну выручил телефон. Он запел в сумке. Она с готовностью углубилась в ее недра, стала рыться, вытянула телефон за ажурный шнурок и приложила к уху.

Звонил Андрюшка. По первым же звукам родного голоса она просекла: что-то стряслось. Хотя Андрюшка утверждал прямо противоположное:

— У нас все в порядке, мам. Ждем тебя к ужину.

— Что-то с Ларисой?! — прощупывала она.

— Ну с чего ты взяла, мама? Уж и позвонить тебе нельзя. Просто все проголодались, а Оксанка без тебя стол накрывать не разрешает.

— Накрывайте. Я разрешаю… — недоверчиво отозвалась Инна Викторовна.

— Ну нет, мать, так не честно. Мы все здесь. Даже Кристина.

В глубине, где-то за голосом Андрея, возник девичий, почти детский, — снохи.

— Андрей! Ведь сегодня пятница… — чуть не задохнулась Инна Викторовна. — Кристина не пошла к массажистке?!

Инна Викторовна подскочила. Она почти забыла про Верховцева. Если сноха отменила пятничный поход в салон, то это уж точно — что-то стряслось. И они все собрались! И нет только ее! И они не знают, как сказать ей по телефону, и ходят кругами… Сердце подлетело вверх и стало глухо стучаться в грудь изнутри.

— Лиза? Что с Лизой?

— Мам! Ну я же сказал: не волнуйся! Лиза прилетела. И сейчас стоит рядом со мной.

* * *

Когда она очутилась дома и минули первые сумасшедшие минуты и даже часы встречи с дочерью, Инна Викторовна попыталась навести порядок в мозгах и в душе. Во-первых, Лиза ей не понравилась. В том смысле что выглядела она, на взгляд Инны Викторовны, вконец замученной, не холеной.

Какая-то часть Инны Викторовны понимала, что беременная женщина, выдержавшая столь долгий перелет, вряд ли может выглядеть на пять с плюсом. Но главная, большая часть Инны Викторовны напрочь отказывалась прислушиваться к доводам рассудка. У Лизы не все в порядке в семье. Ей плохо в этой Африке, и она чудом сумела сбежать оттуда, сохранив ребенка. Нужно ли уточнять, что этой ночью Инне Викторовне так и не удалось уснуть? Лиза ничего толком не объяснила, и ей оставалось только догадываться. А чего тут догадываться? И так все ясно: девочка не выдержала порядков этого гарема. Не так воспитана!

Утром она не поехала в клинику, а встала пораньше, чтобы приготовить любимые Лизой сырники. Давно она с такой любовью не готовила завтрак. Она собиралась отнести поднос в Лизину комнату, но та сама спустилась. На запах.

— Мамочка, неужели мои любимые?

Инна Викторовна оглядывала дочь со странной смесью любви и удивления. Странно было видеть Лизу с большим животом, отекшую. Видеть дочь не девушкой, как при расставании, а беременной женщиной.

И будущий ребенок, который уже скоро появится, вызывал у Инны Викторовны не особую нежность, а только досаду.

Досаду вызывало все, касающееся Лизиного замужества. Встречая знакомых, Инна Викторовна не могла, как другие матери, с чувством удовлетворения говорить о замужестве дочери. Приходилось объяснять, что дочь вышла за врача и уехала за границу. Инна Викторовна старательно избегала таких разговоров. Потому что догадывалась: все всё знают и жалеют ее.

— Как же ты решилась, Лизок, летом в самолете? Или уж невмоготу стало? — Инна Викторовна с удовлетворением смотрела, как дочь уминает вымазанные сметаной сырники.

— Так соскучилась, мам… Не могла больше. Да и потом, ты же знаешь, я сильная. Спортом занималась всегда.

— Сильная, — усмехнулась мать. — Кристина проболталась, что ты Андрюшке звонила. Была бы сильная — выставила бы соперницу из дома в два счета.

— И выставлю! — с готовностью отозвалась Лиза. — Ты думаешь, я молчу? Все равно будет по-моему. Они это уже поняли.

«Молодец, Лизка!» — мысленно похвалила Инна Викторовна. Она почувствовала в дочери свое. Все-таки Лиза больше в нее. Это Андрюшка больше в отца. Такой же мягкотелый. А Лиза не пропадет даже в Африке.

— А может… совсем останешься? А? — вдруг не сдержалась мать. Сейчас, когда дочь сидела перед ней и уплетала сырники, верилось, что все возможно. Что не все потеряно. И они могут быть вместе, как раньше… — Комната твоя без изменений. Вырастим мы твоего негритенка! Не проблема. Парня тоже здесь найдем, нашего. А, Лизок?

— Мам, у тебя горит.

Поднялась, утерла губы салфеткой. Как и не слышала. «Спасибо, мамуль». И — в гостиную.

А мать осталась одна на кухне со сковородкой в руке. Ну, все ясно. Вопрос не обсуждается. Чем он ее так держит, этот Умару?

Но что-то скребется в душе, помимо мыслей о дочери. Что? Верховцев!

Сразу вспомнила, как жеманничала с Верховцевым и даже пригласила его домой. Докатилась! Остается только надеяться, что он был слегка навеселе и внимания не обратил на ее оплошность. Что это с ней? Неужели — климакс?

Инна нашла дочь в гостиной. Та стояла перед новой рамкой и читала памятку о венерином башмачке. Текст о растении набрал на компьютере Андрей, Оксана купила рамочку. Всех чем-то привлекла история амулета.

— Что это? — Лиза непонимающе уставилась на мать.