Венерин башмачок

Отец уставился на дочь, а потом, забыв про лису, расхохотался громко, раскатисто. Черника надулась. Не любила она, чтоб смеялись над ее глупостью. Отец взял ее за руку и повел вверх по холму, туда, где стоял священный дуб, желуди которого трогать нельзя было. Дуб приманивал к себе диких кабанов. Мяса такого кабана хватало надолго всему племени.

С холма была видна дальняя даль. Черника и отец постояли на коленях, поклоняясь дубу. Тот добродушно шелестел. Подошли к самой верхушке холма, откуда видно было все — и лес за холмом, и горы, откуда начиналась река.

— Вон там, видишь? — показал отец за реку. — Там, далеко, живет племя твоей матери.

— Там? — Черника впилась глазами в зелень противоположного берега, но ничего особенного не увидела. Лес, горы. Все как у них здесь.

— В этом племени вождь — женщина. Бабушка твоей матери. Чина наследовала право быть вождем.

Черника слушала отца, открыв рот. Вождь — женщина? Уж не смеется ли он над ней снова? Но глаза отца совсем потеряли смешинки.

— Женщины там сами охотятся, в силе и сноровке не уступая мужчинам. Твоя мать так лихо владела копьем, что среди молодых парней ей не было равных. А в лесу она умела разговаривать с каждым цветком, ежом и белкой!

Тогда Черника все поняла! Вот в чем дело! Вот о чем говорил отец, сравнивая ее с матерью!

Полюбила Черника тайком убегать на холм и подолгу смотреть вдаль, выискивая глазами далеких сородичей. Иногда она видела людей, махоньких, как муравьи, копошащихся в траве. Однажды она наблюдала, как несколько человек тащили убитого лося. А сегодня ей особенно повезло. Убежав от малолеток-братьев, она застала интересную картину. Там, далеко, на пятнах равнины, бегало и суетилось множество людей-муравьев. Далекое племя точь-в-точь походило на развороченный муравейник. Черника подольше поглазела бы, если б не эхо, докатившее до нее крик матери.

Итак, собрала она свои сокровища и спрятала их за пояс. Она уже собралась припуститься что есть мочи, мысленно состязаясь с зайцем, но запах дыма заставил ее остановиться и замереть. Черника знала, как опасен огонь для людей. Если дух огня рассердить, он сожрет все, что попадется на его пути. Девочка вытянулась в струнку, на манер сурка, и покрутила головой. Она увидела: черный лохматый дым поднимается из-за холма. Черника забыла про неминучий гнев матери, про строгий наказ отца. Прыгая через кочки и кусты, вернулась она к дубу, забыла поклониться, лишь кивнула на ходу в ответ на его беспокойный шепот. Повернувшись к далям, ахнула в ужасе: черный густой дым поднимался из-за дальнего леса, застилая небо. Огонь полыхал там, где давеча суетились люди-муравьи.

Черника рот кулачком зажала и — бегом! Зайцем, белкой по кочкам — домой!

Она неслась, обгоняя ветер, теряя на ходу свои лесные сокровища — орехи, ящерку, плоский камень с дыркой…

Она не видела ничего вокруг, мчащаяся со страшной вестью. Поэтому с размаху налетела на мать и даже не охнула, получив затрещину. А рука у матери тяжелая, не то что у бабки Ужимы.

— Дали горят! — задыхаясь, прошептала Черника, испуганно и жалко глядя матери в лицо.

Потемнела Чина лицом. На глаза тучи набежали.

— Иди к братьям, — приказала она и кинулась мимо дочери туда, где трава не успела подняться, примятая резвыми ногами Черники…

ГЛАВА 19

Петров вошел в квартиру и потоптался на пороге.

— Значит, вернулась к нему? — угрюмо спросил, неопределенно кивнув в сторону кухни.

— Пока я живу одна, — невозмутимо отозвалась Лариса. — Если ты это имеешь в виду.

— Одна? — недоверчиво переспросил Петров и зачем-то заглянул в шкаф.

Лариса прикрыла дверцу и выжидательно посмотрела на гостя. Весь ее вид говорил: у меня нет времени на пустопорожние разговоры.

Но Петров не торопился. Он разместился в кресле, искоса наблюдая за Ларисой. Ее живот стал большим, затруднял движения. Ее грузная округлость вызывала щемящее чувство в душе. В горле запершило. Он отвернулся.

— Я тебе там фрукты принес. В сумке.

— Ты что-то хотел? — уточнила Лариса.

— Хотел, — эхом ответил Петров и через некоторое время утвердительно повторил: — Хотел. Видеть тебя хотел. Соскучился.

Петров не предполагал, что так трудно окажется с ней разговаривать. Он думал, все будет проще — придет, убедится, что она вернулась к мужу. Разозлится, даст тому в морду. И уйдет. С ней или без нее. Расставит все точки.

Все оказалось не так, не то… Почему-то, когда он смотрел на Ларису, на ее беспомощное лицо беременной, на ее торчащий мячиком живот, спазм перекрывал горло, и Петров не мог сказать ни слова. Скорее всего и бывший муж Ларисы, Стасик, испытывал нечто подобное… Петров не удивился бы, узнай он, что нотариус бросил любовницу и вернулся к жене. Настолько Лариса казалась Петрову притягательной в своей отрешенности.

— Сядь, — предложил он.

— Разве я должна что-то решать?

— Не прикидывайся, — начал злиться Петров. — Ребенок вот-вот родится. Ты должна решить, с кем останешься.

— Ничего я не хочу решать, — помолчав, ответила Лариса, и Петров сразу поверил ей.