Венец безбрачия

— Банк «Развитие» Козлов! Чем могу вам помочь? — выдохнул мне голос, пока я глазами искала умственно отсталого козла отпущения, чтобы хоть как-то сдвинуть процесс обучения хотя бы с «Бе!» на «Вэ». Я снова описывала историю, пока бедный жених орал, что вот-вот уписается голодной смертью.

— Нам платеж не приходил! Спросите у своего банка! Еще вопросы есть? — равнодушно ответили, пока мне очень хотелось задать насущный вопрос кадровой службе с отменным чувством юмора. Я снова набрала наш банк, слыша, как нытье рядом переросло в скулеж. И снова изложила свою историю новому оператору. История стала немного длиннее и слегка красочней. Меня обещали перевести на службу безопасности, если я переживу двадцать минут отвратительной музыки, разрывающей барабанную перепонку и динамик.

Несостоятельный и несостоявшийся уж начал орать, что я его голодом морю, пока мое ухо терроризировали хрипловатой классикой! Пришлось взять ложку, мысленно прося прощения у всех соседей.

— Горячее! — скулил Васенька, кривясь так, словно я засовываю ему в рот не ложку, а раскаленную плойку.

— Банк «Возрождение». Носков! — мрачно заметил голос после того, как я пережила двадцать пять минут концерта Рахманинова с моими нервами, запихивая еду в горло прожорливому удаву.

— Я еще не прожевал! — возмущался он с набитым ртом и чинно выложенными на коленочках руками, пока я пыталась загрузить свежую порцию еды в переполненный рот, обдувая каждую ложку.

После пятиминутного разговора выяснилось только одно. Белый и пушистый банк, в котором работает бригада почетных реаниматоров, все провел и все послал. А теперь рад послать меня, но лишь чувство врожденной интеллигентности, приправленное «в целях повышения качества обслуживания все разговоры записываются», мешали выдать мне карту, резиновые сапоги и фонарик.

— Слишком горячее, — скулил ползунок, теребя меня за рукав так, словно я предложила ему первому лизнуть горячую сковородку. — Я обжегся!

Через полчаса я выяснила, что фирма-контрагент поменяла реквизиты, а мы оплачивали по старым. Шерлок Холмс решил уйти на пенсию.

— Слишком холодное, — всхлипывал питон, проглатывая следующую ложку, которой я уже норовила выбить ему зубы. На меня смотрели жалобно-жалобно, явно ожидая, что во мне проснется материнский инстинкт.

Напряженные нервы, которые проклинали всех ежиных некромантов, вместе взятых, начали потихоньку приходить в себя. На экране высветилась эсэмэска от подружки: «Светочка, давай встретимся сегодня вечером? Сходим куда-нибудь!» Я еще раз посмотрела на себя со стороны, понимая, что сходить мы можем только в подворотню.

Где-то прорвало трубу с приглашениями! Меня активно звали на дни рождения, прогулки и даже свидания, ментально чувствуя, что мне нечего надеть, а зарплата не скоро.

Питон Вася с открытым ртом сидел и ждал, когда у меня в очередной раз проснется совесть, пнет жалость и та донесет до открытого рта ложку. Глядя на такого мужика, мне должны давать пособие как матери-одиночке! С туалетом у нас возникли проблемы, решать которые самостоятельно он отказался. Причем категорически, давая всем страдающим видом понять, что в этом вопросе я должна иметь максимальную заинтересованность.

Истерики, слезы, шлепанье хвостом по полу, обиды и крики свидетельствовали о том, что «по его маленькому» нужно мне, а не ему, что я — злая, жестокая и бессердечная женщина, у которой нет сердца. В итоге он справился самостоятельно, а через час меня уже пытались обнять с определенными намерениями, как бы намекая, что мне пора бы иметь ребенка. Со своей стороны, я понимала, что мне категорически нельзя иметь чужих детей.

К вечеру, когда мне на почту, чтобы я не скучала, сбросили месячный объем работы, Васенька ползал вокруг меня и рыдал, что ему скучно, требовал, чтобы я спела ему песенку, рассказала сказку и так далее. Стоило отойти на минуту сводить баланс и фирменные концы с концами, как раздавался такой грохот, что приходилось бежать обратно. Обычно в этот момент на кровати сидел обиженный Васенька, на полу валялось что-то сломанное, а питончик бубнил: «Это не я! Оно само!»

Когда в очередной раз разобиженный питон приполз на кухню с закономерным требованием кукушонка, я поставила тарелку, положила вилку, взяла ноутбук и ушла в комнату, слушать радиопьесу «Я такое не ем!». Гад ползучий возомнил себя пупом земли. Мужские рыдания пупка оглашали всю кухню, сотрясали стены. Соседи были уже в курсе, что у меня завелся очередной мужик, которого я, проклятая гестаповка, не кормлю! Мало того что не кормлю, а еще и бью, мучаю и заставляю! В итоге принципиальный принц, мучаясь над котлетой, завопил еще громче: «Меня заставляют! Я не хочу ее!»

С улицы послышались одинокие мужские крики:

— Да не боись! Будь мужиком до конца! — советовали соседи из мужской солидарности, которые очень любят устраивать посиделки под моими окнами, а я в это время сидела на диване и пыталась провести поставку от шестнадцатого числа, а по номенклатуре у меня не сходилось.