–… шторм, – задыхался демон, прижимаясь лбом к моему лбу. Меня звонко поцеловали в ухо. – Ты слышишь, что я тебе говорю? Шторм, говорю, идет… Буря. Держи, последний глоток!
– Я желание загадаю! – обрадовалась я, глядя на бутылку. – Ручка и бумага есть? Сейчас напишу! Сможешь как-нибудь затолкать пробку обратно?
– Пиши! – вздохнул демон, протягивая ручку и бумагу. Я придерживала бумагу на капоте рукой, пытаясь быстро написать свое желание. Что-то я была многословна, а ветер настойчиво вырывал у меня листок. Неровные буквы скакали, размываясь каплями воды. Свернув в трубочку листок, я протянула пробку и бутылку. Щелчок пальцев и пробка снова оказалась в бутылке! Не думала, что ему такое под силу! Я размахнулась и бросила свое послание в воду, глядя, как его накрывает волнами.
– Что загадала? – поинтересовались у меня, пока я таинственно молчала и загадочно улыбалась, кутаясь в чужой пиджак.
– Секрет, – сладко ответила я, садясь в машину. Дворники смывали брызги волн, на заднем сидении лежали цветы, а машина медленно отъезжала в туман. Через минуту мы с первыми лучами солнца были возле моего подъезда. На скамеечке сидела делегация по нравственному воспитанию молодежи, нахохлившись, как воробьи.
– Иди, давай, – заметил демон, глядя на меня с загадочной улыбкой, припарковавшись напротив моего подъезда. – Пиджак потом отдашь.
Конец Светы, а точнее ее репутации, наступил в тот момент, когда я вышла со счастливой улыбкой из красивой машины босиком, под утро, кутаясь в мужской пиджак.
– Вот! Я же говорила! – Матвевна покачала головой, словно застукала меня в процессе древнеримской оргии, проходившей официальненько, в количестве пятидесяти человек, среди которых я – была единственной женщиной. – Пропала девка!
Я принюхалась. Да, слегка пропала. Волосы пахнут морем, чужой пиджак пахнет сладким табачным парфюмом, а босые ноги были в песке. На губах все еще стыли сладкие поцелуи, а перед затуманенными розовым флером шампанского глазами, вставали невероятные впечатления.
– Пятый он у нее уже, – продолжала экскурс в мою биографию и в мои трусы Матвевна. – Кабы не шестой!
– Да восьмой он, восьмой! Как сейчас помню, как ее пьяную несли из машины! Орала так, что весь дом перебудила, – покачала головой бабка с соседнего подъезда, скорбно поджав губы.
– Зато теперь мы знаем, кто поджигает почтовые ящики и гадит в подъезде! – подвела итог Матвевна, поглядывая на меня всевидящим, но слегка близоруким, оком.
Я, вины за собой не чувствуя, поднималась на крыльях маленького женского счастья на свой этаж. Дойдя до двери, я увидела, что она закрыта. Ключей у меня с собой не было. Постучав и разглядывая свои босые ноги, я прислушалась. За дверью раздались шаги.
– Иди туда, откуда пришла! – послышался высокомерный и недовольный голос. Нет, определенно так изящно мне не желали смерти.
– Открывай дверь! – процедила я, чувствуя, как холодит ноги пол подъезда. Я постучала еще разок.
– Проваливай, – послышался неприятный голос. – Мы с тобой только начали отношения, а ты уже всю ночь где-то шлялась.
– А ничего, что ты меня бросил посреди, так называемого, свидания? – возмутилась я, кутаясь в чужой пиджак. – И я пешком шла домой!
– Где твоя одежда? Почему ты в таком виде? – раздалось в ответ, а я поняла, что некромант постиг искусство заглядывания в глазок.
– Мне же нужно было как-то добраться домой! Одежду пришлось продать! – я забарабанила, что есть силы в дверь. Кто-то поднимался по лестнице, охая и кряхтя на все лады. На моей площадке появилась Матвевна.
– Дверь захлопнула, ключи забыла дома, – извиняющимся голосом заметила я, пытаясь изобразить вежливую улыбку под названием «Все под контролем».
– Ох, нагулялась! Видала я твоего нынешнего! Позор тебе, муж дома сидит с детьми, а ты тут разгуливаешь с мужиками! Позор! Поделом тебе, изменщица! Правильно, не пускай ее! А дитям скажи, что загуляла мамка! Чтоб такими не были! – погрозила сухонький пальчиком Матвевна, с которой я бы в одной разведке не служила и на спецзадания не ходила. – Гулящая девка – горе в семье! Я же тебя оттакусенькой помню! Ладно-ладно, дам тебе запасные, что хозяин оставил. Еще раз загуляешь – ничего тебе не дам!
Через три минуты я открыла дверь, глядя на мрачного Энивальда, который стоял в коридоре, поджав губы и скрестив на груди руки.
– Значит так, да? Везде бардак у нас, везде пыль и грязь, а она где-то шляется! Ничего, когда мы поженимся, я тебя перевоспитаю! – впервые Мендельсон заиграл в голове как – то тревожно. Я была готова обложиться кошками и котами, чувствуя, что ни один мужик не подарит мне более теплую шубу, чем котики в период линьки!
– Где лопата? – внезапно и подозрительно поинтересовался некромант, прикидывая, куда я пристроила вверенный мне хозинвентарь. Уж не думала, что он подотчетный. – Ты что ее потеряла?
На секунду мне показалось, что именно отсутствие лопаты спасает жизнь кандидату на мою руку и сердце!