Венец для королевы проклятых

Она заткнула уши и отчаянно замотала головой, но тихий вкрадчивый голос звучал упорно и настойчиво, твердя о том, что на озере их было только двое, и, раз уж сестре теперь не помочь, совсем не обязательно рассказывать дома, что случилось на самом деле. Главное – никому нельзя говорить ни про венец, ни про то, что она побывала в Аннуне. За такое, пожалуй, и на костре сжечь могут!

Значит, надо говорить правду, но не всю. Айя просто оступилась, упала и разбила себе голову о камень… И больше ничего не было!

А если было – только померещилось.

Гвендилена повторяла эти слова без устали, пока брела домой под дождем, увязая в грязи, оскальзываясь и падая, поднимаясь вновь… И к тому моменту, когда постучалась в дверь родного дома и упала от изнеможения у порога, почти поверила в них сама.

Глава 4

Новость о происшествии на озере взбудоражила всю деревню. Первые дни Гвендилену трясло, как в лихорадке, но о том, что случилось с сестрой, девушка говорила вполне разумно и уверенно, хотя каждый раз при этом начинала плакать, повторяя: «Айя… Бедная моя сестра… Она хотела найти сокровище… Быть самой красивой невестой на свадьбе…»

Ей поверили все – и семья, и соседи. Люди, что отправились к озеру и нашли там тело Айи, вполне подтвердили ее слова. Правда, старух, что обмывали ее перед похоронами, немного смутили синяки на плечах покойницы, но и этому нашлось вполне убедительное и правдоподобное объяснение:

– Я трясла ее… Пыталась привести в чувство, – рыдала Гвендилена, – сперва она еще дышала… А потом затихла. А я… Я не смогла ей помо-очь!

Странно, конечно, было, что девушка явилась домой лишь под утро… Но в окрестностях озера Трелоно издавна случалось всякое, а Каменный Лес почитался недобрым и опасным местом. Бывало, что люди там и вовсе пропадали бесследно! Некоторые, впрочем, объявлялись снова – иногда в тот же день, иногда через годы, – но внятно объяснить, что с ними произошло, эти несчастные уже не могли, бормотали что-то невнятное и до конца дней оставались немного не в себе. Так что, можно сказать, Гвендилене еще повезло! «Радуйся, что не потеряла обеих дочерей! – повторяли соседки, стараясь утешить мать. – У тебя осталась хотя бы младшая…»

Но это не очень-то помогало. Узнав о смерти Айи, мать сначала впала в странное оцепенение, не могла ни есть, ни говорить, ни даже плакать – просто сидела, уронив руки вдоль тела и глядя куда-то в пустоту.

Когда Айю привезли домой, она всплеснула руками и зарыдала. Старухи шептались, что это хороший знак – мол, поплачет и успокоится, ведь всем известно, что слезы смывают печаль! Но женщина вся ушла в свое горе, будто утонула в нем. Слезы струились у нее по лицу, что бы она ни делала – прибирала дом к похоронам, готовила угощение для поминок, спешно заканчивала вышивку на подвенечном платье для дочери… Даже во сне она продолжала плакать, так что подушка была мокрой наутро.

По старинному обычаю Айю похоронили в свадебном платье. Мать как раз успела его дошить… Рану на виске заботливо прикрыли широкой алой лентой, и в гробу девушка лежала как живая. Казалось, что она просто прилегла отдохнуть и заснула. Ее белое, словно из мрамора изваянное, лицо было холодным и отстраненно-прекрасным, как никогда в жизни.

Стоя у свежевыкопанной могилы, Гвендилена вспомнила последние слова сестры. «Буду самой красивой невестой…» Что ж, в каком-то смысле ее желание сбылось! Смерть выявила ее особую, скрытую красоту, и в памяти людей, что пришли проститься с ней, она останется такой навсегда.

Провожать Айю в последний путь пришла вся деревня. Плакали навзрыд ее многочисленные подружки, мать голосила, напрасно зовя дочку, и даже отчим уронил скупую мужскую слезу. Неизвестно, правда, что было тому причиной – то ли жалость к падчерице, то ли досада на то, что зря кормил девчонку целых пять лет.

Зато конюх Вилерд, жених, так и не ставший мужем, так убивался по юной невесте, что, казалось, его сердце вот-вот разорвется. «Видно, он все-таки любил ее по-настоящему! – запоздало думала Гвендилена, глядя на его покрасневшие глаза, трясущиеся рыхлые щеки и обвисшие, мокрые от слез усы. – И все-таки какой он старый и некрасивый…»

Когда гроб опустили в могилу и комья земли застучали по крышке, Гвендилене вдруг показалось, будто на самом деле хоронят ее, а не сестру. Перед глазами потемнело, зашумело в ушах, и ноги почему-то перестали держать… Обессиленная, она опустилась на землю и заплакала отчаянно и безутешно. В этот миг ей больше всего хотелось признаться во всем, чтобы только сбросить с души эту тяжесть, а там – будь что будет, пусть хоть убивают… Но из горла вырывались только судорожные рыдания.