Венец многобрачия

Александра Петровна прошла на кухню, включила кофеварку. После крепкого кофе будет не заснуть, но она и так уже которую ночь не спит, а кофе придаст ей хоть немного сил… Она налила чашку густого темного напитка, поднесла ее к губам, и в это мгновение зазвонил телефон. Этот звук был таким неожиданным в тишине квартиры, так ударил по нервам, что чашка выпала из руки, кофе разлился по столу.

Романцова схватила трубку, поднесла ее к уху, но в трубке молчали. Ей показалось, что на том конце различается чье-то дыхание, но наверняка она сказать не могла – возможно, разгулялись нервы.

– Андрей? – спросила она, не выдержав долгого молчания. – Виктор?

Трубка безмолвствовала. Романцова швырнула ее на рычаг, схватилась руками за голову. Что с ней творится? Что за бред лезет в голову? С того света не протянута телефонная линия!

В голове нарастала пульсирующая боль, ставшая привычной за последние дни. Пульсирующая боль и шум, скрежет – будто огромный состав трогается с места, и вагоны с лязганьем пробуют сцепку. Александра Петровна подняла глаза, и ей показалось, что узор обоев, которыми была оклеена ее кухня, поплыл и переменился. Среди цветных пятен одно за другим всплывали лица – Андрей, Виктор, та рыжая женщина из Сосновки… Вдруг, оттеснив все другие, на стене возникло насмешливо улыбающееся лицо профессора Запольского.

– Чему ты улыбаешься, старый идиот? – вслух произнесла Романцова. – Надо мной смеешься?

Профессор не отвечал, только презрительно щурил глаза. Романцова зажала себе рот и в испуге огляделась.

– Боже мой, что происходит? Я сижу одна на кухне и разговариваю сама с собой… или с привидениями, что еще хуже…

Пульсирующая боль и скрежет в голове все усиливались, становясь невыносимыми. Александра Петровна выпила две таблетки анальгина, прекрасно зная, что они ей нисколько не помогут.

Снова зазвонил телефон.

Романцова смотрела на него, как на приготовившуюся к прыжку кобру, как на гранату с выдернутой чекой. Она не хотела брать трубку, но звонок за звонком ввинчивался в ее мозг как электродрель. Не в силах дольше выносить эту пытку, Александра Петровна поднесла трубку к уху.

– Что вам нужно? – спросила она хриплым от страдания голосом.

– Что вы сделали с Марией? – вопросом на вопрос ответил глуховатый мужской голос на том конце провода.

– С какой… с какой Марией? – переспросила Романцова, холодея от страха и понимая уже, о ком идет речь. – Ведь у ее… у нее никого не было?

– Никого… – как эхо отозвался мужской голос, – никого, кроме меня… И я ей не смог помочь, меня не было рядом… Что вы с ней сделали?

Романцова снова швырнула трубку и выскочила из кухни. Она не могла оставаться на месте, ею овладело болезненное беспокойство. Она немедленно должна была что-то сделать, дать выход этому беспокойству. Кто этот человек? Как он нашел ее? Откуда он взялся?

Он не мог ее отыскать, скорее всего это не живой человек, а плод ее больного воображения, порождение ее мозга, измученного непосильными нагрузками и приемом проклятого препарата, такой же призрак, как лица на стенах кухни… Те, кто видел ее, все мертвы. Единственно внушала опасения та глупая баба с собакой, любовница немца… Только она может опознать Романцову, все остальные убиты, погибли и уже не смогут причинить вреда, а с той, кретинкой, надо разобраться…

Романцова лихорадочно носилась по квартире. Она оделась, взяла необходимые вещи и выбежала на улицу. Махнув рукой первому попавшемуся частнику, она произнесла:

– К Сосновскому парку.

Она не видела улиц, по которым вез ее частник, полностью погруженная в свои внутренние дебри, в страх и беспокойство. Она не заметила, что от самого ее дома их машину преследует белая «восьмерка» – обычная профессиональная осторожность полностью изменила Александре Петровне. Водитель с опаской косился на странную пассажирку с лихорадочно блестящими глазами, которая бормотала что-то, разговаривая сама с собой. Водитель посчитал ее наркоманкой, довез до Сосновки, получил деньги и уехал быстрей от греха подальше. Когда машина скрылась из виду, Александра Петровна огляделась и увидела, что ее высадили у дальнего края парка, и теперь придется пересечь Сосновку, чтобы оказаться у нужного дома.

Она углубилась в парк, безотчетное беспокойство гнало ее вперед, она шла очень быстро, не разбирая дороги, иногда сходя с аллей и тропинок, продираясь прямо сквозь кусты. Запыхавшись от быстрой ходьбы, Романцова вышла из зарослей на большое открытое пространство. Перед ней стоял старый деревянный дом с башенкой, окруженный высоким забором. Сзади послышались шаги, кто-то шел, как она, продираясь прямо через кусты. Страх снова охватил все ее существо, она заметила обострившимся от страха зрением, что одна из досок забора отодвигается, и протиснулась внутрь. Шаги преследователя звучали за забором. Романцова решила спрятаться в доме, но окна и двери были заколочены досками крест-накрест. Александра Петровна боязливо огляделась и заметила невдалеке от крыльца небольшое открытое подвальное окошко. Рядом валялась оторванная ставня.