Венец славы: Рассказы

Наиболее твердые члены нашего Общества, такие, как Перри Мур, могут поставить вопрос прямо: является ли миссис А. из Куинси — сознательно или бессознательно — обманщицей? Иметь дело с сознательными обманщиками довольно легко: как только выведешь их на чистую воду, они предпочитают самоустраниться от дальнейших изысканий. Бессознательные же обманщики, в известном смысле, вовсе и не являются таковыми. Несомненно, доказать наличие преступных намерений было бы весьма затруднительно. Насколько мы смогли установить, миссис А., например, не принимает ни подарков, ни денег: мы оба, Перри Мур и я, отметили ее любезный, но твердый отказ на предложение судьи, вызывавшегося отправить весной ее с мужем (по-видимому, страдающим каким-то недугом) отдохнуть в Англию. Кроткая, застенчивая женщина лет пятидесяти пяти, довольно крупная, волосы, как у моих незамужних тетушек, зачесаны на прямой пробор, единственное украшение — старомодная брошь с камеей; свежевыглаженное черное платье, довольно приятное на вид, выглядит так, словно шили его дома. Согласно сведениям Общества, практикует в качестве медиума вот уже шесть лет. Живет, однако, по-прежнему в неприглядной части Куинси, в квартале скромных сборных домов. Состояние дома четы А. довольно пристойное, особливо принимая во внимание ущерб, наносимый постоянно нашими зимами; единственная комната, которую мы видели, — зала: вполне обычная, с чересчур мягкими креслами, непременными подушечками, чудовищным диваном, набитым конским волосом, и, конечно же, дубовым столом; атмосфера была столь заурядной, что могла бы показаться унылой, если бы миссис А. не предприняла попыток оживить ее или, пожалуй, придать ей очаровательный оккультный вид, развесив по стенам комнаты акварели. (По ее утверждению, акварели эти «исполнены» одним из постоянно контактующих с нею «духов», молодою ирокезскою девушкою, умершей от оспы в семидесятые годы восемнадцатого столетия. Они трогательно ярки, изображают мандала, треугольники, стилизованные глаза, есть даже прозрачный Человек Космоса с черными, как у индейца, волосами.)

Прошлым вечером помимо миссис А. на сеансе присутствовало лишь трое. Судья Т. из Верховного суда штата Нью-Йорк (ныне в отставке), доктор Мур и я, Джарвис Уильямс. Доктор Мур и я прибыли из Кембриджа под эгидой Общества психологических исследований с целью предварительного ознакомления с тем видом медиумирования, который практикует миссис А. На этот раз мы были без стенографистки, хотя миссис А. проявила готовность к проведению записи сеанса; она показалась мне на удивление отзывчивой и сердечной и даже проявляла интерес к нашим формальностям, хотя впоследствии Перри Мур за обедом заметил, что он почувствовал в ней «ощутимую нерасположенность». Однако в начале сеанса она была чрезвычайно возбуждена, и какое-то время казалось, что и мы, и судья напрасно предприняли это путешествие. (Она то и дело, словно сконфуженная хозяйка, всплескивала пухлыми руками, извиняясь, что духи, очевидно, «нынче в дурном, некоммуникативном настроении».)

Однако в конце концов она вошла в транс. Мы вчетвером сидели вокруг тяжелого круглого стола примерно с 6 ч. 50 мин. до 9 ч. веч. Минут сорок пять миссис А. тщетно пыталась войти в контакт со своим главным коммуникатором, а затем внезапно погрузилась в транс (по правде говоря, самым драматическим образом: глаза ее так закатились, что вначале я не на шутку встревожился), и явился некто по имени Уэбли. Во время сеанса голос «Уэбли» раздавался, казалось, с разных сторон. Во всех случаях он находился не ближе трех ярдов от миссис А.; несмотря на полумрак в зале, я уверен, что достаточно ясно видел рот и шею женщины и не мог обнаружить очевидных признаков чревовещания. (Перри Мур, более опытный в деле исследования психики, нежели я, и гораздо менее склонный принимать всерьез феномен в целом, утверждает, что видывал такие проделки чревовещателей, рядом с которыми бедная миссис А. выглядела бы просто жалко.) Голос у «Уэбли» резкий, монотонный, странным образом вызывающий беспокойство. Порой он был пронзителен, порой — настолько тих, что становился почти не слышен. Что-то капризно-детское в нем. Несносное. В противоположность миссис А. «Уэбли» старательно выговаривал «г» в конце слов. (Что, конечно, может быть специальной уловкой.)