Венец творения

Словно по команде, прочие личности стянули капюшоны, и мне стало ясно, что все лица мне отлично знакомы. Студиозус-агроном, баронесса фон Зиммиц, генерал Прошкин, старый граф и даже графиня Мария Ростиславовна, а также Ольга Григорьевна со своим женихом и его родителями, а также несколько прочих окрестных помещиков.

— Вы сумасшедшие! — заявила я гневно. — К тому же преступники! Вы ведь поклоняетесь нечистому?

Гелиан Георгиевич усмехнулся и заметил:

— Наш хозяин велик и могуч! И ты, глупая девица, удостоилась огромной чести! Чести стать матерью его ребенка! Начнем ритуал!

Соседи-идолопоклонники вытащили из ниши стенд, на котором висели обнаруженные мной в доме генерала Прошкина человеческие скальпы. Одно место в середине было пустым.

Снова раздалась заунывная мелодия. Внезапно из тьмы появился еще один участник этой мерзопакостной, богопротивной мистерии. Гелиан Георгиевич ухмыльнулся и протянул ему кривой кинжал. И сей субъект, схватив рукоятку обеими руками, совершил ужасное, небывалое, не поддающееся пониманию преступление! Нет сил моих описывать сей гадкий ритуал! Скажу только, что жертвой его стало то несчастное — нет, совсем не страшное, а скорее вызывавшее жалость — существо, что возлежало на алтаре.

Ибо только в бульварных романах, что обожала читать моя покойная мамочка, доблестный сыщик всегда приходит на помощь в самой, казалось бы, безвыходной ситуации и спасает главного героя или героиню от неминуемой смерти.

Такого в этот раз не случилось. Когда же отделенный от туловища тринадцатый трофей понесли к кошмарному стенду, я не выдержала и закрыла глаза.

— А теперь настал час! Ибо он рассчитан заранее! Цикл начинается в этот момент! — провозгласил Гелиан Георгиевич.

Я ощутила, как кто-то дотронулся до моего тела. То, что последовало за этим, можно сравнить с животным актом копуляции, жестоким и беспощадным. Слезы лились у меня из глаз, кровь текла из губы, в которую я впилась зубами, боясь выдавить хотя бы один звук, ибо не хотела просить о пощаде — все равно ожидать ее было смехотворно.

Тот, кто взял меня силой, был безжалостен и груб. Отвалившись, наконец, от меня, он отошел в сторону. А затем я услышала голос старого графа:

— Сын мой, я так горд тобой! Ты, наследник нашего рода и имени, сделал то, что и надлежит сделать! Забудем же все наши распри! Наш повелитель через тебя сумел снова стать отцом!

Я в ужасе распахнула глаза и увидела перед собой — обнаженного, столь желанного, с фигурой Аполлона, залитого с ног до головы кровью, цинично ухмыляющегося — моего любимого Мишеньку!»

«4 ноября 1913 года. Давно не прикасалась к дневнику. Не знаю, для кого эти записи, и прочитает ли их кто-нибудь в будущем, но все равно украдкой от своих тюремщиков пишу. Дневником мне удалось завладеть, когда меня после «ритуала», обессилевшую и подавленную, запихнули в мою комнату на Мухиной даче. Пробыла я там недолго, всего полчаса, а потом меня перевели в комнату, служившую до этого гардеробной графини Марии Ростиславовны — угловую, с замурованными окнами. Среди вещей, которые мне было дозволено взять с собой, я сумела утаить и дневник, а также два карандашных огрызка. Так что надо быть экономной…

Кстати, об экономии: охраняет меня все та же любезная экономка Луиза Артамоновна. Есть на Мухиной даче и другие люди, однако графское семейство в спешном порядке укатило за границу. И только я осталась здесь пленницей.

Но не это главное… И ужаснее всего даже не предательство Мишеньки, которого я все еще люблю и о котором постоянно думаю, несмотря на то что он, как и его родители, оказался мерзким сатанистом.

Ведь после этой ночи, когда он силой взял меня… Вскоре после этой ночи я ощутила, что ношу его ребенка! А мои тюремщики словно знали, что так оно и будет! Из обрывков их разговоров я поняла, что именно этого они и ждали. И что я должна произвести на свет ребенка их хозяина. Так как я уже поняла, кем они почитают своего хозяина, то страшно даже думать, что случится со мной и с моим малышом, когда придет время мне рожать…»

«8 декабря 1913 года. Живот мой растет не по дням, а по часам. Ко мне регулярно наведывается повитуха, Евдокия Романовна, которая проверяет меня на предмет здоровья плода. Их только это и интересует, и никто особо не скрывает, что после того, как я выполню свою миссию — и подарю жизнь ребенку их хозяина, от меня избавятся.

Посему я давно и усиленно думаю о плане побега. Мне удалось завладеть дубликатом ключа, который оставил один из тюремщиков в двери».

«25 декабря 1913 года. Побег, увы, не удался, меня поймали. В качестве наказания лишили теплого одеяла и подушки, а также урезали рацион еды. Впрочем, я поняла, что к ним кто-то приезжал — и по голосу узнала, что это был Мишенька! Он отдал распоряжение выдать мне снова одеяло и подушку, а также хорошо кормить.