Венец всевластия

Юноша на мгновение задумался, и Курицын отметил эту заминку. Паоло словно прикидывал – говорить не говорить, хотя чего, кажется, проще – закрепить уже сложившиеся отношения знакомством с родителями и всей семьей. Ан нет! Где-то на свете осталась прекрасная Флоренция, по которой он тоскует и не пытается скрыть этого, но при этом говорит с уверенностью: «Я выбрал Русь. Она теперь моя родина».

Что значит – «выбрал»? Почему ему пришлось выбирать и уехать из Италии, этого земного рая, если он умен, образован сверх меры, любознателен…

– Ладно, оставим этот разговор.

– Но ведь у вас тоже есть тайны, – тут же отозвался Паоло. – Я живу в вашем доме, – он начал загибать пальцы, потом сбился, – уже много месяцев. Вы заставляете меня читать кириллицу, но при этом прячете какие-то русские книги. К вам ходят люди, много людей, и каждому вы выделяете время для беседы. Понятно, что меня вы не приглашаете к разговору, считая, что я слишком молод. Во Флоренции на этот счет придерживаются другого мнения.

– Это дела служебные, – резко одернул юношу Курицын. – Мы занимаемся очень важным делом. Государь повелел ученым мужам составить новый Судебный устав. Бога молю пособить нам окончить сей обширный труд в положенный срок.

– И потому вы обсуждаете дела судебные шепотом? Не надо! Говорите в полный голос. Я не буду подслушивать.

– А ты ничего тайного и не услышишь, – Курицын словно не замечал ехидства, которым был окрашен голос Паоло. – Мы пишем закон, по которому будут судить разбой, душегубство, святотатство, поджоги и прочая.

– Можно я спрошу, можно?

– Конечно, можно.

– Чем определяется на Руси судный устав? – в голосе обычная страстность, словно он без этого устава жить не может.

– Судный устав определяет судей и то, что следует считать судебным доказательством, как то поличное свидетельство, поле – судебный поединок и клятва, – терпеливо пояснил Курицын.

– А когда выбирают поле? Там ведь дерутся, да? Кто победит в поединке, тот и прав? Во Флоренции так не судят.

– Поле – это суд Божий. Если свидетель уличает кого-то в займе или грабеже, то уличаемый может идти биться со свидетелем. Если же ответчик стар, млад, увечен, будет женщиной, монахом или попом, то он волен выставить против свидетеля бойца. Свидетель же должен биться сам.

– А если свидетель стар, млад, увечен… ну и так далее?

– Тогда он тоже волен нанять бойца. Оба присягнут и будут биться.

Вот так они всегда уходили от главной темы – той, с которой начали разговор. И опять незаметно возвращались к прежней теме. Курицына интересовало все о Флоренции. Наезжая по посольским делам в Венгрию, он много раз дружественно беседовал с королем Матвеем Корвином, а тот, в свою очередь, общался с Лоренцо Медичи, неофициальным правителем Флоренции. Лоренцо прозвали Великолепным, и он вполне оправдал этот титул.

– Как секретарь, – важно пояснял Паоло, – я часто сопровождал моего синьора в его деловых и дружественных беседах. И в палаццо Медичи тоже. Лоренцо и мой синьор любили поговорить. И меня от себя не гнали.

– О чем же они говорили?

– Они рассуждали о словесности, поэзии, живописи, управлении общественными делами и прочих достойных делах.

Оказывается, во Флоренции куда более чтится не служебное времяпрепровождение, а досуг. Деловые обязанности и службу за деньги может справлять любой человек, даже недалекий, но использовать свой досуг разумно, то есть заполнить его высокими занятиями и игрой ума, может только человек истинно одаренный. Труды в досуге – это занятие словесностью, философией, созерцание истины, чтение античных авторов, ну и Библии, конечно.

– Они говорят: «Надо распределять время так, чтобы не терять его», – продолжал Паоло. – У них свой круг людей. Они собираются в монастырских библиотеках, книжных лавках, в богатых палаццо или просто у себя дома, чтобы поговорить, поспорить. Они очень любят обсуждать достоинства и недостатки человека. Не конкретного, а вообще как особь. Недаром достопочтенный Джанноццио Манетти, член Синьории, дипломат и викарий, написал замечательный труд «О достоинствах и превосходстве человека». Как жаль, что вы его не читали. Они называют себя «академией», а злопыхатели прозвали их «академией бездельников и болтунов».

Курицын расхохотался.

– И Лоренцо Великолепный тоже принадлежал с этой славной ватаге?

– О, да! Мой синьор говорил, что для высоких бесед необходимы ум, доброта и душевный покой. То есть незаполненность души пустыми деяниями и страстями.

– Неужели Лоренцо Великолепный мог себе это позволить? По-моему, жизнь его как раз не была безмятежной.

Последней фразой Курицын словно масла подлил в огонь.

– О, нет, конечно, нет! Мне был всего год, когда с Лоренцо и братом его Джульяно произошло страшное. Лоренцо был молод тогда и очень богат. Отец его уже умер, и он, естественно, хотел участвовать во всех делах города. И добивался, чтобы его приказы исполнялись. Нашлись люди, которых это не устраивало.

– Власть – страшная вещь, – согласился Курицын. – Многие согласны душу дьяволу заложить, только бы получить возможность распоряжаться чужими судьбами.