Венецианская художница Розальба Каррьера: жизнь и творчество

Известные художественные критики братья Гонкуры писали, что образы Ватто обладают особой грацией. Очевидно, эта же грация была присуща и Розальбе. Вот что подразумевалось под этим понятием в XVIII веке: «Грация представляет собой нечто осмысленно-пленительное. Понятию этому присущ широкий смысл, ибо оно распространяется на все явления. Грация – дар небес, но иного рода, нежели красота: он лишь возвещает о предрасположенности к ней. Грация развивается благодаря воспитанию и размышлениям и может стать естественной для приуготованной к ней натуре. Принужденность и деланная живость чужды грации, но для того чтобы возвыситься до надлежащей ступени ее проявления во всех действиях, в соответствии с отпущенным от природы талантом, требуется внимание и усердие. Она проявляется в бесхитростности и спокойствии и затмевается необузданным пылом и раздражением страстей. Поведение и поступки всех людей становятся приятными благодаря грации, и в прекрасном теле она господствует нераздельно. Ксенофонт был одарен ею, Фукидид же к ней не стремился. В ней состояло достоинство Апеллеса, а в новейшие времена – Корреджо, однако Микеланджело не смог обрести ее»83. Симптоматично упоминание Корреджо – художника, которого Розальба нередко брала за образец. Эта грация была, очевидно, не только индивидуальной особенностью таких мастеров, как Розальба и Ватто, но и свойством стиля рококо.

Фигура Ватто вообще является значительной для изучения франко-итальянских связей в области культуры. Ватто не бывал в Италии, но она его привлекала, что особенно проявилось в его интересе к актерам итальянской комедии. Замечательный отрывок, посвященный образу итальянских комедиантов в творчестве этого французского художника, читаем у тех же Гонкуров: «Широкие накрахмаленные воротники и колпаки, пышные рукава и кинжалы, маленькие курточки и короткие плащи кружатся в нескончаемом хороводе. Труппа комедиантов в радужных плащах явилась, чтобы под видом карнавала показать спектакль человеческих страстей. Вот оно – пестрое семейство, одетое в солнечное сияние и полосатый шелк. Они прячут лица под маской ночной тьмы. Лунный свет припудривает их щеки. Вот Арлекин, грациозный, как росчерк пера! Пьеро с опущенными вдоль тела руками, прямой как латинская I. Тарталья, Скапен, Кассандр, Доктор и любимый Меццетен – “высокий брюнет со смеющимся лицом”, который всегда в центре внимания, с пером, спускающимся на лоб, в разноцветных полосках с ног до головы, гордый как бог и пышнотелый как Силен. Вот она, итальянская комедия…»84. Поэтому стоит ли удивляться интересу Ватто к приезжей итальянской художнице?

В приведенной выше дневниковой записи за 9 февраля есть еще одна любопытная фраза, а именно та, где Розальба утверждает, что ее не хотели отпускать из столицы Франции. С.М. Даниэль пишет, что «граф А.-М. Дзанетти, венецианский коллекционер и гравер-любитель, свидетельствовал, каким успехом пользовалась сама Розальба в Париже; по его словам “ни одна женщина не одержала столько побед над сердцами, как Розальба одной силой своих талантов”»85.

Пастелистка и правда очень полюбилась французской публике. Художники встретили ее дружелюбно, приглашали посетить свои мастерские и коллекции, в академических кругах к ней были более чем благосклонны, заказчики боролись за право позировать венецианской знаменитости. Знатоки искусства неизменно выказывали ей свое расположение. Восторг ценителей творчества Розальбы выражался иногда весьма распространенным в то время образом – в виде сонетов. Одно из таких поэтических произведений принадлежит перу Мариэтта. Вот оно:

                              Сонет

Для одареннейшей мадемуазель Розальбы Каррьера,

прославленной в искусстве слова, пении, музыке и

особенно талантливой в живописи.

Скажи мне, Роза, Розовый рассвет,

Тебя прекрасною не небо ль сотворило?

А может быть, в земле могучей сила

Твоя, раз ты цветок? О где найти ответ?!

В мелодии твой гений и в словах;

Земной богинею иль женщиной небесной

Предстанешь ты – тебе повсюду тесно,

И ты навек у всех поэтов на устах.

Когда я ослеплен красой твоих творений,

Поклялся бы я в том, что новый Апеллес

В обличье женственном спустился к нам с небес.

Прими же дань восторгов и любви,

И озаряй бессмертным светом лица,

Что в имени твоем и в красках не затмится!86

С одной стороны, написание подобного сонета было данью моде, но с другой – свидетельствовало о серьезном интересе образованных кругов к приезжей художнице. О том, что личное знакомство Розальбы с Мариэттом также состоялось, свидетельствует запись в дневнике:

«29 августа, четверг. Побывала с матерью и Джованной у господина де Труа, у госпожи Арло, у господина Мариэтта и в галерее Люксембургского дворца. У госпожи Буа, с которой говорила о скрипке»87.