Разговаривая, леди Диана, сидевшая перед столом сэра Деклей, машинально играла с бумагами. Вдруг она извинилась и воскликнула:
— Боже мой, какое кощунство!.. Я нечаянно смяла важные государственные документы.
— О, важные!.. Не преувеличивайте, дорогая… В сущности, мы не более, как наборщики, набирающие уже готовое общественное мнение. Я часто говорю это моему мужу, который принимает все это всерьез, и поддразниваю его, указывая на бесплодность его иллюзий. Нас терпят еще по традиции, как кучера лорд-мэра, с его париком и золотыми галунами, но пройдет еще столетие, и мы окажемся за витринами будущей мадам Тюссо, восставшей из пепла… Это, моя дорогая, телеграмма с Даунинг-Стрит относительно дела о контрабанде на Мальте. Истребитель «Эссекс» немного потрепал какое-то маленькое итальянское судно, не поладившее в чем-то с господами из таможни. А эта маленькая телеграмма, это немного посерьезнее… Арчибальд только что расшифровал ее.
Леди Деклей протянула руку к депеше и небрежно прочла вполголоса:
Леди Диана деланно зевнула:
— О, в общем, ничего сенсационного. Восстание на Ниле идет своим чередом и через месяц будет подавлено. И комедия в театре фараонов будет закончена… Сфинкс вернется в суфлерскую будку, и над пирамидами опустится занавес.
— Вы оптимистка, Диана!.. Арчибальд уже видит весь Ислам в огне.
— О, ваш муж слишком много читает Шопенгауэра… Пропишите ему два приема Марка Твена утром и чайную ложку Свифта после первого завтрака… Но я очень виновата, дорогая; я отрываю вас от ваших гостей. Возвращайтесь скорее в гостиную. Я люблю ваше гостеприимное посольство. Оно без претензии и напоминает старый американский отель.
— Дворец Фарнезе французского посольства слишком величествен… Я предпочитаю жить здесь, с несколькими белыми павлинами в парке и прудом посреди лужайки.
Они вернулись в большую гостиную. Леди Деклей занялась вновь прибывшими гостями; леди Диана почувствовала взгляд Ручини, следившего за ней из-за одной из красных порфировых колонн. Она раскрыла два раза свой веер и улыбнулась герцогу де Санта-Кроче, предлагавшему руку, чтобы вести ее к столу, расцвеченному вазами с малиной. К ним присоединился генерал Бригбет в сопровождении секретаря французского посольства, напыщенного и важного. Скоро к ним подошли вождь фашистской организации во фраке со значком партии и американский миллионер с светлыми ресницами. Они окружили леди Диану, нетерпеливую и нервничавшую и от этого еще более обольстительную.
Был уже час ночи, когда ей удалось уйти. Ее автомобиль скользнул подобно черному болиду, покрытому никелем, через пустынную улицу 30 сентября и повернул к углу улицы Quattro fantone. Леди Диана, погруженная в раздумье, не замечала величественной темной массы дворца Барберини, окруженного высокими пальмами, где Беатриче Ченчи Гвидо Рени умиляет прохожих своим невинным взглядом. Автомобиль проехал Сикстинскую улицу и остановился на маленькой площади.
Леди Диана поднялась по лестнице с учащенным пульсом и дрожащими руками. Дверь ее квартиры была полуоткрыта. Она остановилась передохнуть и прошла через переднюю. Гостиная была пуста. Она тоскливо приблизилась к прямоугольнику лунного света, отбрасываемого окном, выходящим на балкон.
Ручини был там. Он ждал, сидя в кресле с папиросой в зубах. Леди Диана приблизилась. Ручини, не поднимаясь, взял ее холодную руку, неподвижно повисшую, и пожал ее. Это был властный жест хозяина, ласкающего молодое покорное животное и дарящего ему свою благо склонность. Он посмотрел на нее и спросил без всякого предисловия:
— Что было в этой телеграмме, Диана?
Леди Диана передала слово в слово содержание депеши. Ручини правой рукой погладил руку Дианы, а левой вынул из кармана лист, сложенный вдвое, и протянул его Диане. Та прочла следующие строчки:
Удивлению Дианы не было границ. Бумага упала на балкон.
— Но… Но… если вы знали, зачем же… — прошептала она, расстроенная. Ручини вскочил.
— Чтобы судить о силе вашей любви, — проговорил он глухим голосом.