Венецианская леди

— Должна ли я рассказать?.. Я готова бесхитростно признаться во всем человеку, который для меня дороже жизни…Эта тайна давит меня, и заблуждения прошлого легли тяжелым бременем на мое сердце. Я чувствую себя возрожденной своей любовью, я не хочу больше лгать… Откровенность в моих глазах теперь бесценная драгоценность, чудесный бриллиант, затмевающий своим блеском сверкание всех моих драгоценностей!..

Рука леди Дианы нервно вцепилась в люстриновый рукав иезуита, сердце ее беспокойно билось, глаза лихорадочно блестели. Едва слышно она прибавила:

— Правду, отец мой, сказать ему всю правду?..

Тогда патер де Сала повернулся к ней, положил свою спокойную руку на красивые пальцы, лежавшие на его сутане, и тихо ответил:

— Нет.

Леди Диана привскочила от изумления.

— Вы… отец мой… вы учите меня лгать?

— Разве молчание есть ложь, леди Диана? Если ложь сама по себе является действием, заслуживающим порицания, так как она предполагает намерение вредить, — сокрытие факта, напротив, есть действие не только извинительное, но часто и рекомендуемое. Цель оправдывает средства. Вы хотите сделать несчастным вашего друга, хотите прибавить еще ко всем его неприятностям горе, которое будет точить его день и ночь? К чему доставлять ненужные страдания?

Речь де Сала, медленная и тихая, успокаивала Диану. Она пыталась возражать:

— Я не хочу доставлять Ручини страдания.

— Я уверен, что будь вы хладнокровнее, не находись вы под влиянием страсти, затемняющей ясность вашего суждения, вы никогда бы и не подумали сделать подобную ошибку. Я говорю вам вполне искренне, леди Диана! Вы для графа Ручини все. Я вчера говорил с ним о вас и убедился в силе его страсти. Поэтому я знаю, чем вы рискуете, если подорвете его доверие. Вы возразите мне, быть может, что ненависть Анджело к Варрену вспыхнет еще сильнее от сознания, что этот человек держал вас когда-то в своих объятиях?.. На что это нужно?.. Для чего причинять ему страдания, воздвигая этот призрак перед вашей любовью, в то время, как эта любовь дает прекраснейшее утешение его беспокойной жизни?.. Ручини — седьмой в роду, носящий имя Анджело. Согласно легенде, его ждет трагический конец.

Леди Диана вздрогнула. Иезуит поторопился ее успокоить:

— Не придавайте значения этим языческим предсказаниям, столь любезным для здешних гадалок. Ни вы, ни я не верим в эти суеверия. И Ручини первый посмеется над этим… Я просто хотел вам посоветовать: оставайтесь ангелом-хранителем моего друга. Пусть ваши крылья удаляют от него всякую заботу, беспокойство и сердечную тоску. Вы заслужите этим благодарность тех, кто тайно помогает ему выполнять его миссию, и у вас будет радостное сознание, что вы усыпаете цветами предстоящий ему терновый путь.

Красноречие патера де Сала победило леди Диану. Осмотрев в его сопровождении церковные хоры, она простилась с ним. Спустя некоторое время она была на улице Святого Игнатия, прошла вдоль высокого здания римской семинарии колледжа, столкнувшись с группой воспитанников. Они шли медленно, размахивая руками, все в одинаковых лиловых сутанах с бледными лицами и тонкими губами. Леди Диана миновала лабиринт улиц без тротуаров, идущих от Пантеона до Corso Umberto. Она с любопытством осмотрела выставку букиниста, расставлявшего пыльные церковные книги и благочестивые картинки, усеянные рыжими пятнами, рядом с немецкими брошюрами по половому вопросу и французскими рисунками. Автомобиль ждал ее на площади Колонна. Шофер, успевший побывать в соседнем кафе, помчал ее домой, где Ручини должен был ждать ее в четыре часа. К своему удивлению, она нашла у себя в комнате письмо.

«Диана, дорогая, я страшно огорчен, что не мог вас дождаться, но я принужден был уехать первым поездом, отходившим в Неаполь. Приезжайте сейчас же в вашем автомобиле; вы приедете к восьми или девяти часам вечера. Я буду ждать вас в ресторане Маргериты в замке Яйца. Важное дело требует моего присутствия там сегодня ночью. Я расскажу вам все при свидании. Приезжайте скорее.