Аполлиния Селано, маленькая и сморщенная, лежала на подушках в своей огромной кровати. Ее глаза заблестели от гордости при виде ее старшего сына в алой сутане. Тяжелый крест, что висел у него на шее, был украшен бриллиантами. Он возмужал с годами и теперь имел твердые принципы. Он поцеловал ее руку, а потом щеку, прежде чем сел на стул у ее кровати.
— Что ж, мама, как твои дела?
— Сам видишь как, — прохрипела она, завидуя его силе и здоровью. — Вы скоро избавитесь от меня. Только не начинай молиться у моей кровати. У меня есть свой священник для этого. Расскажи мне про последний скандал в Риме.
Он тихо усмехнулся:
— Мама, я не трачу свое время на выслушивание пустых слухов.
— Тогда со временем из тебя выйдет наискучнейший тип. Почему ты постоянно так жеманно складываешь руки?
Он и не заметил этого, потому что уже привык складывать руки, словно готовясь к молитве.
— Я пришел сюда не для того, чтобы ты критиковала меня, будто мне по-прежнему шесть лет, — сказал он твердо. — Думаю, тебе следует знать, что у нас с Филиппо состоялся серьезный разговор по поводу наследника. Должен заметить, что это промах, который может свести на нет победу над Торриси.
— Семья Торриси жива до тех пор, пока дышит Доменико Торриси.
— Но ведь он останется в тюрьме до конца своих дней. Я выяснил это во время разговора с дожем, он сказал, что имя Торриси уже вычеркнули из Золотой книги. И вопрос прощения в один из праздничных дней можно считать закрытым. Единственное, что пообещали Доменико, то, что его не станут подвергать пыткам или мучительной смерти.
Глаза Аполлинии яростно блеснули из-под обвисших век.
— Торриси не прожил бы так долго, если бы мне позволило здоровье подсыпать ему яду в еду!
— Теперь это не так-то просто, как было в ваши дни, — ответил сдержанно Алессандро, откинувшись назад на своем стуле, будто желая отдалиться от ее ядовитого языка. — Если бы решал я, то запретил бы такое вообще, как отказался помогать Филиппо уговорить Папу дать ему развод.
— Так он все-таки очнулся? — Это была единственная хорошая новость, которую мог принести ей ее старший сын. Значит, Филиппо наконец-то последовал ее советам. Она была довольна, что Алессандро отказался помочь с разводом. Это могло занять еще уйму времени, тогда бы Филиппо не посмел предпринять решительные меры против Елены под страхом падения на него подозрений. — Знаешь, что я думаю?
— Что же?
— Этот идиот всегда был наполовину влюблен в Елену, только сам этого не знал.
Алессандро поразмыслил над ее словами. Так как она сама никогда не любила своих детей, за исключением Марко, было совершенно понятно, что Филиппо рос без любви и теперь был не в состоянии распознать это чувство в себе. Алессандро изучал человеческую натуру и пришел к выводу, что ничего сложнее человеческого существа нет.
— Я посоветовал Филиппо, — сказал он, — серьезно подумать над тем, чтобы передать свое главенство Пьетро, если в ближайшие несколько лет у него не появится наследника. При этом ему не придется освобождать палаццо Селано или лишаться другого имущества или земли. Пьетро все равно это все не нужно с тех пор, как он последовал моим наставлениям и занялся полезной работой, хоть и не для святой церкви. Я посоветовал ему дождаться нужного времени для принятия клятвы в том случае, если подтвердится необходимость взвалить на себя бремя главы Дома Селано.
— Прекрасно! — отозвалась мать с презрением. — Единственное дело, которое ты сделал после отъезда из Венеции, и то в своих же целях. Ты со своими церковными одолжениями и Пьетро, который выбрасывает свое время на бедных и больных, — замечательная парочка сыновей!
Алессандро пришлось собрать всю свою волю, чтобы не сорваться на эту больную старую женщину, которая была его матерью. Он намеренно проигнорировал ее слова.
— Я уверен, что, когда время придет, Филиппо сам все поймет.
— Он никогда этого не сделает! — выпалила она.
— Посмотрим, — произнес он холодно, уже пересматривая свое решение погостить у матери пару дней. Двадцати четырех часов будет достаточно.
Елена снова решила заняться поисками всего, что могло быть написано во время составления заговора против Доменико. Однажды ночью к ней пришла мысль, что Филиппо захочет иметь свидетельства того, что он свел счеты с Торриси, в семейном архиве. Его тщеславие не позволит ему оставить такое историческое событие без внимания будущего поколения. Даже если все бумаги хранились в кожаной папке Маурицио, он обязательно вернет их Филиппо, ведь он может оставить себе копии.