Венецианская маска (СИ)

Когда мы вернулись в гостиную, я с трудом могла стоять на ногах. Откуда-то в руке взялся бокал белого вина — я так и не смогла вспомнить, принес ли мне его кто-то или я сама взяла его со стола — и забившись в угол софы, я как завороженная качала им из стороны в сторону, рассматривая, как блестит и переливается золотистая жидкость.

Франческо опустился в кресло напротив и, подмигнув, затянулся сигаретой.

— Кстати, я так и не поняла твоего костюма.

— Не поняла? — хмыкнул он. — А так? Палладино воткнул сигарету в пепельницу, взял со стола крупное зеленое яблоко и сжал его между зубами.

Я засмеялась.

— Магритт! «Сын человеческий». Почему?

Франческо пожал плечами:

— Проходят века, сменяются эпохи, а люди в плену все тех же искушений. Все так же не знают, что им делать со страстями: то ли бороться с ними, то ли за ними следовать.

— Но ты, кажется, нашел ответ?

Он облизнул губы и с хрустом надкусил яблоко.

— А ты, кажется, все еще его ищешь?

— С чего ты взял?

— Твой костюм. Прорицательница. Какой можно сделать вывод о твоих тайных желаниях?

В гостиную, покачивая бедрами, вплыла Сара, сжимая туфли в руке. Она победно улыбнулась, устраиваясь на подлокотнике профессорского кресла.

— Фра-а-анци, где ты был? Я соскучилась.

— Сара, я ценю твой дружеский настрой, но давай остановимся на профессоре Палладино. По крайней мере, до конца учебного года, — мягко улыбнулся он.

— Вот вы где! — заглянула в комнату Эрика, короткостриженная девчонка с пирсингом в носу, в футболке, изображающей полотно Поллока.

Она плюхнулась на софу рядом со мной.

Не прошло и пяти минут, как гостиная оказалась намертво забита гостями. Здесь было человек тридцать. Кто-то притащил с кухни свободные стулья, кто-то уселся прямо на полу. По кругу пустили косяк.

Я курить отказалась и в разговоре («что лучше, быть вежливым или честным?») участия не принимала. Молча разглядывала резиновых пауков, спускающихся с потолка на тонких ниточках, салфетки, изображающие привидений, подставки под бокалы в виде черепов, и огромное блюдо с печеньем в форме человеческих костей.

Марк, бедный мой Марк, он и не подозревает, какая буря созрела в моей душе, и лишь мысль о его страданиях и боязнь перемен удерживают меня от того, чтобы окончательно разорвать нашу липкую как шоколадная паста связь.

Мне захотелось на свежий воздух. Переступая через чьи-то руки и ноги, я добралась до прихожей, разыскала свой плащ под горой чужих вещей и тихо выскользнула на улицу. Снаружи накрапывал колючий, тоскливый дождь.

Я вытерла рукой некстати навернувшиеся на глаза слезы. И так и замерла, оставив ладонь у лица, чувствуя как от ужаса приподнимаются волосы на затылке. Через дорогу, у обочины, стоял старый знакомый в плаще и карнавальной маске. Сегодня фигура казалась особенно огромной, а маска сияла изнутри как хэллоуинская тыква. Ни зонта, ни дождевика при ряженом не было.

Я осторожно помахала рукой. Фигура не шевельнулась. Несмотря на промозглую сырую погоду, меня бросило в жар.

Позади хлопнула дверь.

— Анна, все хорошо? Прости меня, если… — раздался взволнованный голос Франческо, и тотчас же смолк, ввинтившись в напряженную пустоту ночи.

— Это он, — сипло прошептала я, не оборачиваясь, вспомнив, как в прошлый раз, стоило мне на секунду обернуться к Марку, ряженый растворился в воздухе.

— Я вижу, — стараясь держать себя в руках, выдавил Франческо, становясь рядом со мной и ободряюще касаясь моей руки.

— Видишь?

Он уверенно зашагал через дорогу. Я колебалась:

— Подожди! Зачем ты…?

— За ним! — скомандовал профессор, поманив меня торопливым жестом.

Дорогу нам перегородило невесть откуда взявшееся серебристое такси. Пока мы его обходили, фигура скрылась в переулке. Я на ходу застегивала распахнутый плащ.

— Скорее! — поторапливал меня Франческо.

Ряженый двигался странно: точно на коньках скользя по воздуху. Расстояние между нами увеличивалось. Франческо за руку тянул меня следом. Я не видела, куда наступаю, и шлепала прямо по лужам. Платок на голове развязался, так что пришлось стащить его и смять между пальцами.

Динь-динь-динь, — звенели бубенцы венецианской маски в сотне метрах впереди. Сквозь туман я не разбирала дороги. Идентичные переулки извивались, сливались и размноживались, как линии времени. Фонари слабо освещали каменные стены и оконные ставни, запертые на задвижки. В проулках корчились тени, со стороны мусорных баков доносилось копошение и жадное чавканье. Едва поспевая за ускользающим незнакомцем, мы пересекли мост. Отражая огни города, вода Арно сияла языками пламени.

Мы неслись сломя голову, боясь потерять из виду путеводную звезду — золотую маску. Наконец, выбившись из сил и едва дыша мы остановились у скромной церквушки с ухоженным палисадником.

— Мы потеряли его, — виновато огляделся Франческо. — Я видел его здесь, у церкви. Но это внутренний дворик, отсюда дороги нет, впереди тупик.

Я застонала, хотя в глубине души была счастлива, что все равзрешилось именно таким образом. Тем временем Франческо прищурился, разглядывая что-то у меня за спиной.

— Что это… вон там, у ограды? Видишь?