Венецианская маска (СИ)

— Это близнецы Брисколо, — пожаловалась она. — Житья от них нет. Каждый день дерутся. У меня от их отрицательной энергетики фиалки на подоконнике усохли. Клянусь тебе, десять лет стояли, а как Джулио и Клаудио появились на свет и начали ругаться, сразу и усохли. Я дрожу за свои бугенвиллии. Так о чем это я, Полечка?

— У мамы был роман, — подсказала я.

— Ах да, да, все точно так. И все начиналось как настоящая сказка. Были звезды, были живописные закаты, были ужины при свечах… Она его портрет написала. Я сама-то портрет никогда не видела, но Аня говорила, лучшая ее работа. И я ей верю, она ведь всегда очень критичная была к себе. Он ей и жениться обещал, и Аня уже подумывала как бы ей все бросить, да и уехать в страну оливковых плантаций и виноградников. Только из-за Марка, брата моего, у нее кошки на душе скребли. Думаю, Полечка, была бы ты сейчас итальянкой, да вот вышло так, что оказался этот благоверный типичным «флюгером». Имелась у него невеста в Трентино, и бросать ее он не собирался.

— Правда? Как мама об этом узнала?

— Невеста эта приехала в город, разыскала ее, да и кажется, отвесила пощечину на глазах у других студентов. Стыд какой. Аня, конечно, была разбита. Уничтожила портрет своего любовника. Зачем-то выбежала на улицу под проливной дождь в пижаме, говорила, что видела фантом… Кто их художников разберет, что именно она хотела этим сказать? Творческие натуры, — тетя с уважением покрутила пальцами в воздухе. — А дверь в ее квартиру была на английском замке, и ключ Анна с собой не взяла, оставила дверь открытой. Но ветер бушевал тогда с такой силой, что та возьми и захлопнись.

— Ужас какой!

Я прочувствовала всю безысходность ситуации, в которую попала мама. Темный мокрый город, в ботинках хлюпает вода, стекает с волос за шиворот, и она совсем одна посреди чужой улицы, с пронзенным стрелой сердцем, а со спины подкрадывается зловещая фигура в маске — то ли призрак, то ли убийца.

Мои ладони похолодели, вспомнив прохладу папье-маше. Зачем мама хранила маску все эти годы? Ей так важно было знать, что увиденное не было игрой воспаленного мозга, или же маска являлась для нее чем-то большим: символом доверия и предательства?

— Тогда она и слегла в лихорадке, — продолжила тетя. — У нее началась пневмония, и Марк и ее семья первым же рейсом вылетели во Флоренцию. Там они оставались с ней, пока она не поправилась. А потом все вместе вернулись домой: твоя мама наотрез отказалась оканчивать школу. После пережитого она нарисовала лишь одну работу и подарила ее мне. Она сказала, что все поняла, и эта картина — абсолютная истина. Бредила, бедняжка. Картину я, кстати, повсюду вожу с собой, но на стену такую не повесишь: уж больно мрачная.

— Правда? — загорелась я. — А можно посмотреть?

— Конечно. Только мне нужно закончить с тестом. Ничего, Роберто тебе покажет. Робби! — во всю мощь легких завопила тетя.

— Cosa?!

— Возьми ключ и покажи нашей гостье ту картину из чулана, что Анна нарисовала.

Роберто вразвалочку, насвистывая себе под нос, проводил меня до двери у ванной комнаты, отпер ее и щелкнул выключателем лампочки.

— Eccolo!

Толстым пальцем он указал в дальний угол, где между палок для швабр и лестницей-стремянкой красовалась одна единственная картина.

Я подошла ближе. Как и следовало ожидать, это был портрет. Но на этот раз, групповой. На портрете были темные смазанные фигуры, все в кривляющихся карнавальных масках, вместе сливающиеся в единое черно-серое месиво, а между ними, прямо в центре, был изображен юноша с чистым, открытым лицом и белым щенком на руках. Будучи прямо в гуще толпы, он с ней не смешивался. И казалось, от его бледного лица исходит сияние.

Постояв пару минут у полотна и чувствуя странную тяжесть на сердце, я вернулась на кухню.

— Тетя Эмма, а можно забрать ее?

— Да, конечно, — с живостью откликнулась та. — А не хочешь еще посмотреть рисунки Пьерино? Он на каждое рождество и важную дату приносит в дар свои картины, у нас их столько накопилось, мы уже не знаем, куда их складывать…

— Нет-нет, спасибо, — поспешила возразить я. — Я возьму только мамину.

Чуть позже, когда тесто настоялось и начинка из грибов и сыра была готова, мы с тетей на пару принялись лепить равиоли.

— Меньше, меньше бери, а то на все не хватит! Это тебе не вареники, — поучала меня она.

— Теть Эмм?

— М-м?

— Получается, мама вернулась в Питер, они с папой поженились, и он так ни о чем и не узнал?

Тетка довольно усмехнулась, посыпая стол мукой.

— Эх-х, Поля! Отец твой, мой брат, святой человек, так и знай. Так и знай! Когда она слегла с горячкой, и он к ней приехал, она все ему рассказала. Только и не требовалось этого вовсе. Он уже и так сам все знал.

— Как так?