Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов

А Джордж тем же утром снова ехал в Чилболтон и сожалел о прекрасной погоде. Если ты возникал на пороге, поливаемый сильным дождем и обдуваемый холодным ветром, забиравшимся за воротник, мало кто удержался бы, чтобы не пригласить тебя в дом на чашку чая, за которой дело быстро доходило до пересказа местных сплетен. Его всегда поражало, как люди любили откровенничать с незнакомым человеком. А все от одиночества. Годился кто угодно, лишь бы потрепать языком с полчасика. Ты доставал свой солидный с виду блокнот. Это был, видите ли, опрос общественного мнения для крупной лондонской компании, занимающейся консультациями в области рекламы. Редко кто хотя бы пытался понять, о чем ты вообще толкуешь. Какую ежедневную газету вы выписываете? А какие журналы? О да. Очень интересно. Вы у меня только вторая за утро, мэм, кто читает подобное издание. Качественная полиграфическая продукция. А ваши детки и остальные члены семьи? Тебе все подробно рассказывали. Чем занимается ваш супруг? Данный вопрос вызывал фонтан информации. Ты узнавал, кем он работал в прошлом, кем был сейчас и кем ему следовало бы стать наряду со всеми его слабостями и привычками. Семейная картина как на ладони.

– Знаешь, что получается, Альберт, – сказал он и потрепал пса по голове, – в одном из домов ты натыкаешься на старого хрыча, а он, оказывается, прежде работал в Рид-Корте. Или на любителя собирать всякую грязь вообще, провонявшего пивом козла, который расскажет тебе обо всех скандалах и самых невероятных слухах, гуляющих по поселку. Но пойми, Альберт, оттого, что умею все это выведать лучше многих, я все равно не получаю удовольствия. Ведь многие из них – свиньи и подонки. Они обожают облить дерьмом соседа. А еще, Альберт, приходится быть начеку с женщинами. Понимаешь почему? Такому-то симпатичному малому, как я. Это не шуточки. Помнишь ту девку в школе? Как же ее звали? Там уже прошлись четверо, целая очередь выстроилась, но поймали почему-то именно меня. Право, мне жаль, что нет сегодня ни того ни другого.

Он принялся насвистывать себе под нос. Что поделать, если хоть что-то изменить не в твоей власти?

В тот вечер мужчины, ставшие жертвами похищений, пришли на встречу с Бушем в гостевую комнату его департамента. Оба являлись членами парламента, однако понятия не имели об истинных функциях данного секретного подразделения. Для них оно представлялось чем-то вроде малоизвестного отдела министерства внутренних дел, координировавшего работу полиции по всей территории страны. Но они догадывались, что здесь не следует задавать лишних вопросов. Все, о чем говорилось в комнате, открыто записывалось на магнитофон.

Ричард Пэйкфилд принадлежал к правому крылу лейбористской партии. Это был типичный выпускник Итона, лет сорока. Высокий мужчина с широко открытыми глазами, подвижный, энергичный, легковозбудимый, полный невыполнимых идей. Несмотря на трубку, которую он почти не выпускал изо рта, Пэйкфилд производил впечатление школьника-переростка, развитого не по годам.

В вечер своего похищения он решил прогуляться пешком до своего отеля в Саутгемптоне, где выступал на политическом митинге. Пэйкфилд пересекал не слишком ярко освещенную площадь перед гостиницей, когда его окликнули по имени со стороны припаркованных автомобилей. Он подошел ближе и увидел за рулем машины женщину, опустившую стекло. Ему запомнилось только, что она была в темном плаще с высоким воротником, скрывавшим лицо. Шляпы не носила, и волосы показались ему короткими и светлыми. Стоило ему склониться и спросить, что ей угодно, как кто-то – предположительно мужчина – приблизился сзади. Пэйкфилд почувствовал острую боль в верхней части левой руки и лишился сознания, не успев даже выпрямиться. Угнанный «ровер» был обнаружен на следующее утро на обочине шоссе в трех милях от Саутгемптона. Автомобиль принадлежал коммивояжеру, остановившемуся в том же отеле и рано отправившемуся спать, а потому похитители могли быть уверены, что об угоне никто не узнает до наступления нового дня. Пэйкфилд очнулся в помещении, где его продержали до той самой ночи, когда он был освобожден.

Со второй жертвой, высокочтимым Джеймсом Арчером, все развивалось примерно по такому же сценарию. Арчер входит в число старейшин лейбористской партии. Ему уже перевалило за шестьдесят. Умный, проницательный, никогда не витающий в облаках и не скрывающий своих взглядов на жизнь бывший профсоюзный вожак, он начал трудовой путь на одной из угольных шахт в Йоркшире. В свое время ему довелось даже стать членом кабинета министров.