Венецианский аспид

В доме Кассио открылась дверь, и бывший капитан в халате шагнул на улицу.

– Яго? Что здесь случилось?[245] Вы убили Отелло?

– Да видите, падучая опять. Второй припадок в продолженье суток[246].

– Никакая это не падучая – он скалится, как идиот.

– Глаза сверкают так, что все созвездья посыплются с небес, лишь бы попасться ей на глаза, – прошептал мавр небу.

– О чем это он? – спросил Кассио.

– Понятия не имею. Помогите мне доставить его к врачу, – сказал Яго.

* * *

Придя в себя, Отелло понял, что лежит на маленькой кровати в маленькой комнате, а рядом с ним сидит Яго.

– Где я? – спросил мавр. – Как я здесь очутился?

– Вы у меня на квартире, мой господин, на постоялом дворе. Я принес вас сюда сам с врачом, когда вас подкосил удар после измены вашей жены.

Раз заставить Кассио убить Отелло совершенно не удалось, Яго усовершенствовал свой план: теперь следовало подучить мавра совершить что-нибудь настолько возмутительное, что у Венеции не останется другого выхода – только отвергнуть его, что б там ни болтал Хор.

– Удар? Измена? Я помню только, что мы шли к дому Кассио за моим платком. А потом все в тумане.

– О, до дома Кассио вы дошли – и отыскали свой платок под двумя любовниками. Кассио творил всякие животные ужасы с вашей женой, а она вопила, как кошка в течке, и орала, чтобы он… Но нет, я не могу сказать такого.

– Нет, говори уж. Отлично выйдет, если ты все это скажешь.

– Она призывала его выеть из нее все воспоминания о касаньях этого черного чудища.

– Чудища, вот как?

– Да. А потом Кассио назвал вас пиздюком.

– Правда? Кассио? Пока лежал верхом на Дездемоне?

– Даже с ритма не сбился. Сплошь «ик, ик, ик, ах ты пиздюк, ик, ик ик».

– Так и сказал? «Ик, ик, ик»?

– Нет, мой господин, это у него кровать скрипучая, а произнес я это для того, чтобы наглядно было, как он харил вашу жену, будто она потаскуха, коей и является.

– Что ж, должно быть, это ввергло меня в ярость?

– Еще как ввергло. Ярость вас так обуревала – ну и боль сердечная, разумеется, – что вас тут же хватил апоплексический припадок, и вы стали дергаться на полу, как обезглавленный цыпленок.

– Как цыпленок? Даже не помню, чтоб когда-либо так сердился. Так ты, значит, обрушил гнев мой на Кассио.

– Как только прибыл врач – да. Он глубоко мертв, если не брать в расчет собственно убийства.

– Я знаю, ты умен[247], Яго.

– Я – меч ваш, господин. Но не мне суждено прикончить распутную сучку, вашу жену. Это ваше право – обманутого мужа.

– Так и поступим.

Казалось, мавр еще не стряхнул обалделость, и, хотя слова, что он произносил, вписывались в планы Яго, чувствовалась в нем некая безжизненность. И опять же, снова подумал Яго, лучше было бы для всех, пырни он мавра ножом где-нибудь в потемках и заори «Убивают!» у Кассио под дверью.

– Ступайте же, мой господин. Пока не собрала она вещички да не удрала из Цитадели.

– Я к ней уже спешу – обречена она ровно в той же мере, что и проклята. Где мой меч?

– Он здесь, мой господин. Ступайте и не дайте ей ни слова произнести в свое оправданье. Заткните слух свой от ее молений о пощаде, ибо она червем вгрызется в сердце вам, и волю к действию вы наверняка утратите. Придушите в глотке ее все лживые слова – как саму ее во лживом ее теле.

– Все будет сделано! – И мавр сел и развернулся на кровати, пока ноги его не уперлись в пол, после чего встал, выхватил у Яго свой меч и ножны и, слегка качнувшись, выбежал за дверь.

Яго, себе не веря от того, как удачно у него все получилось, подумал, что от Цитадели, пожалуй, сейчас лучше держаться подальше: пусть мавр себе спокойно убивает Дездемону. В замок он явится чуть погодя, сделает вид, что бойня потрясла его до глубин души, а потом, в общей панике и отчаянье станет воплощенным спокойствием командования, призовет стражу и арестует мавра – явив при сем массу сострадания и справедливости. После чего генеральские сапоги придутся ему как нельзя более впору. Подтверждение из Венеции и согласие совета будут простой формальностью. А если мавр станет сопротивляться, если будет неистовствовать у опочивальни своей супруги – что ж, шестеро стражников с копьями справятся и с самым искусным мавританским фехтовальщиком.

Теперь же он пойдет в гавань и там сделает вид, будто инспектирует какие-нибудь суда, – порасспрашивает про оснастку, вооружение, досадит собою всем, чтобы покрепче запомнили, где он был, когда мавр совершал свое убийство.

Он вышел с постоялого двора и не миновал и четырех дверей по переулку, когда лицом к лицу столкнулся с небольшим отрядом венецианцев. Самый представительный облачен был в пурпурные шелка и шляпу с длинным страусовым пером, что влеклось за ним, когда он решительно шагал вперед.

– Так, солдат, – окликнул он Яго. – Я видел, как ты вышел с постоялого двора. Нам сказали, что там мы найдем генерала Отелло. Ты его видел?

Кто-то из сената, без сомненья – в таком-то наряде и с такими речами. Но в эдакой дали от Венеции стильное чванство это выглядит вполне клоунски, подумал Яго.