Венецианский эликсир

Этот сон всколыхнул во мне всю боль, все обиды, которые я пережила. Я плакала, вспоминая, как родители бросили меня, как отец моего убитого ребенка… нет… как отец Певенш унижал меня. Все эти воспоминания начали мучить меня с новой силой. Вспомнились и другие горести, о которых, как я считала, я давно забыла. В один из дней десять лет назад Маззиолини пришел ко мне с деревянной гравюрой работы Андреа Брустолона, [21]изображавшей трех закованных в кандалы невольников, поддерживающих мраморную столешницу. Их остекленевшие глаза казались мне странно знакомыми. Я вспомнила, что видела эту гравюру в одной из приемных во дворце родителей, она была высотой в человеческий рост.

— Я так понимаю, мои родители мертвы? — спросила я бесцветным голосом. — А это мое наследство.

Я не спросила, как они умерли. В то время было много разговоров об эпидемии тифа, свирепствовавшей в Венеции.

Маззиолини прошептал:

— Мертвая женщина не может ничего унаследовать. Даже труп из богатого рода не сможет пользоваться семейным состоянием.

Я поняла, насколько безродный Маззиолини ненавидел меня. Это было единственное чувство, которое я вызывала в компаньоне, сопровождавшем меня повсюду последние полтора десятка лет. Я смутно представляла, с какими трудностями ему пришлось столкнуться, чтобы выкрасть эту гравюру.

Я поняла, что даже Маззиолини страдал. Его тоже отправили в ссылку из любимой Венеции, чтобы служить презренным охранником женщине, которую он презирал.

Грустные воспоминания привели к мыслям о моем нынешнем положении. Мне было интересно, когда они придут, чтобы отнять у меня жизнь. Я начала надеяться, что они не заставят себя долго ждать, ибо ожидание смерти воистину страшнее самой смерти.

Наконец, я подумала о Валентине Грейтрейксе и о том, как не смогла завоевать его любовь. Вместо этого он получил непродолжительную, но приятную интрижку с иностранной актрисой. Говорят, что французская королева любит изображать обычную пастушку, веселясь у себя в Малом Трианоне. [22]Так и английский джентльмен Валентин повеселился немного, мало задумываясь о моем благородном происхождении. Мне казалось, что я видела в его глазах любовь. Возможно, так и было и я напрасно столь многое скрывала от него. Почувствовал ли он мою нечестность? Возможно, он не мог поверить в мою любовь, ощущая подвох.

Жаль, что я не призналась ему во всем, когда был случай. Я бы взяла его за руку и понадеялась на его снисходительность. Все те радостные недели в Лондоне, когда мы могли жить в полном согласии, я скрывала от него правду. И зачем? Потому что, рассказав правду о моем происхождении, мне пришлось бы рассказать ему о менее приятных фактах. Я не доверяла ему настолько, чтобы поведать обо всем.

Завоевала бы я его сердце этой правдой? Ответил бы он мне тем же? Могла ли я тогда принять его таким, каким он был?

Я не знала. И теперь мне уже не суждено было узнать.

Потом произошло нечто странное. Но опасность пришла не от двери, а от забранного решеткой окошка.

На исходе четвертой ночи четыре мощных руки схватились за решетку. Спустя несколько секунд я увидела два широких и глупых лица. Они глядели на меня с явным удовольствием. По всей видимости, им повезло, что они смогли найти нужную камеру.

— Мимосина Жентилькуоре? — промычал один из них с тяжелым материковым акцентом. В воздухе крепко запахло чесноком и копченой грудинкой.

Услышав это, хоть и не совсем правильное, имя, я подумала, что, возможно, они пришли от Валентина и хотят забрать меня с собой. Я вскочила на ноги, схватив шаль.

Я словно заново родилась. Они пояснили, с трудом ворочая языками, что пришли от английского лорда, но не могут освободить меня тотчас же. Они указали пальцами на решетку, как будто я не подозревала о ее существовании.

Успокоившись, я спросила:

— Так зачем же вы пришли?

На мгновение мой вопрос обескуражил их, и они тупо уставились друг на друга. Потом один достал из кармана бутылку. Аккуратно поставив ее на подоконник, он тут же отвалился от решетки, потянув за собой товарища. Я поморщилась, почувствовав, как стены задрожали от их падения. Услышала, как они тяжело побежали прочь и перелезли через соседнюю стену.

Далее послышался громкий шепот. Мне показалось, что я узнала голос Валентина, но я могла ошибаться.

Один из идиотов вернулся через несколько минут. Его лицо снова показалось в окошке.

— Мы забыли сказать. Используйте содержимое бутылки, намазывая понемногу на эту решетку, каждый день. Всего лишь на эти два прута. Этого достаточно, чтобы вы смогли выйти. Не пейте это.

Пробормотав это сообщение, он исчез из виду. Несмотря на мое бедственное положение, я услышала у себя в голове голос Зани: «Вот тупые бездари. Куда вы убежали? Немедля вернитесь и закончите дело!»

Я протянула руку и аккуратно взяла бутылку с подоконника. Сняв крышку, я понюхала содержимое и почувствовала резкий запах серы. Поставив бутылку на подоконник, я села и заплакала.